– Сидите, девки, тут, – приказал он подругам. – А в случае чего кричите.

В случае чего? Ошеломленные девушки не нашлись, что возразить. А Михаил уже исчез из прихожей. Впрочем, обратно он вернулся очень быстро, но без сумки.

– А сумка где?

Но парень не ответил. Он озабоченно смотрел на дверь и явно о чем-то думал.

– Через крышу не уйти, – шептал он. – У соседей тоже не сховаться. Эх, придется снова на зону прокатиться. Ну да все лучше, чем в могиле.

И явно приняв какое-то решение, он успокоился и посмотрел на подруг с явным интересом:

– Я у вас спросить все хотел, чего вы с этой Анфисой так носились? И в больнице вы! И парня этого, жениха ейного деревенского, притащили. Кто она вам? Тоже родственница?

– Никакая она нам не родственница! – решительно воспротивилась такому родству Кира. – Просто нам ее жалко стало.

– Жалко… Чего ее жалеть-то, приблуду? Если кому в этой истории и не повезло, так это нам с маманькой! Вот кто погорел, так погорел по полной программе!

– А твоя мама?..

– Моя маманя откинулась уж, считай, лет пятнадцать назад. Бухала, конечно. Я на малолетке в ту пору был. Ну, она спьяну с поезда и свалилась. С дядей Валерой, хахалем ейным на тот момент, кататься отправилась. Эх, не довелось мне на похоронах у маменьки родной побывать. Просился я, да конвой не отпустил.

Голос у Михаила внезапно сделался плаксивым и еще более неприятным. Но подруги продолжали его слушать. Этот парень был звеном, которое связывало картины Пети Иванова, противного Рогожкина, высокомерную, хоть и дошедшую до нищеты Галину Павловну, а также Анфису и прочих.

– Ну и семейка, – пробормотала Леся. – Да Анфисе просто повезло, что ее родственники по отцу знать не захотели! А она еще обижалась на них за это. Радоваться надо было, а не плакать!

Но Киру интересовал другой вопрос.

– Погоди, а как твое отчество? – спросила она у Михаила.

– Я уже говорил. Представлялся. Тимофеевич.

– Так ты сын Тимофея! – ахнула Кира. – Не Пети!

– Когда отец с нами жил, маманька нормальная была, – завел свою песню Коротков. – Это она после его смерти по-черному бухать начала. Ну, и я без отцовской руки…

Значит, перед подругами стоял двоюродный брат Анфисы. Сын Тимофея – старшего сына Галины Павловны. Видимо, со своим старшим внуком Галина Павловна время от времени все же общалась, хотя и вторую невестку тоже особо не жаловала.

– Отец в девяностые крутой бизнес имел. Он в него все деньги от дедовской квартиры вложил. Да только после его смерти оказалось, что ничего-то у отца нет. Весь его бизнес конкуренты перехватили. А квартира, которую он продал, чтобы бизнес организовать, принадлежала деду. Бабка до сих пор моему отцу простить не может, что по его вине без денег на старости лет осталась. Что ни день, куском меня попрекала. Мол, ты такой же, как и твой отец. Только и думаешь, как бы под себя загрести.

– И она права.

– Так все люди такие, – пожал плечами Михаил. – Других-то и не…

Но договорить Михаил не успел. В этот момент со стороны злополучного Кешкиного балкона раздался звук разбитого стекла. А затем над головами завизжавших раздался оглушающий рев.

– Всем лежать!

Михаил плюхнулся на пол очень резво, сразу чувствовалось, что человек к таким разборкам привычный. Посмотрев на него, девушки тоже опустились на пол. А над их головами уже грохотало:

– Руки за голову! Никому не двигаться!

Девушки лежали и не думали шевелиться. Подстрелят еще случайно, потом разбирайся. Михаил тоже не двигался. И, к удивлению подруг, он улыбался.

– Ты чего? – удивилась Кира.

– Картинки-то тю-тю! – безмятежно произнес Михаил. – Улетели. Никто теперь и не докажет, что они были. Не повезло тебе, не удастся тебе, сука, на картинах наших разбогатеть! Думала, что тебе богатство достанется, а все законным наследникам перейдет – мне и бабке!

И высказавшись, Михаил гордо отвернулся от Киры, будучи поставлен на ноги прибывшими бойцами из отряда следователя Фокина.

Киру с Лесей тоже поставили на ноги, только гораздо бережнее, чем Миху. Им даже помогли отряхнуться, игриво похлопав по выступающим местам. Бойцы были в отличном расположении духа, такого легкого задержания на их памяти давно не было. Но если бойцы радовались успешно выполненной работе, то ворвавшийся в открытую наконец дверь Фокин был страшен.

– Живы? – воскликнул он, диким взглядом ощупав подруг, и, убедившись, что с ними все в порядке, закричал: – Я сейчас сам вас придушу! Не стану ждать, пока это другие за меня сделают! Вы куда без разрешения сунулись? Кто вам вообще разрешил на месте операции находиться? Я же вам четко разъяснил, этой ночью держаться от этого дома как можно дальше. Нет, все равно приперлись!

Следователь был в ярости, но подруги и не думали ему возражать. Они целиком и полностью свою вину сознавали. И поэтому смотрели на следователя хоть и виноватыми, но преданными глазами. Да, виноваты, да, готовы понести заслуженное наказание. Но все же закончилось хорошо. Стоит ли теперь поминать былое?

– Говорите, что хотите, только прочь не гоните! – взмолилась Леся, когда у Фокина кончились слова и он замер, пытаясь перевести дух. – Очень уж хочется разобраться в том, что произошло.

– Со мной в отделение поедете, – коротко кивнул головой следователь.

Но не надо думать, что это его так разжалобила мольба, прозвучавшая в голосе Леси. У Фокина были свои аргументы:

– Одних вас оставить, – проворчал он, – так, пожалуй, вы еще каких-нибудь дел натворите. Нет уж, пока что у меня на виду побудете.

Так и получилось, что после штурма Кешиной квартиры, штурма, которого можно было бы запросто избежать, кабы не подруги, которым угрожала участь стать заложницами, девушки оказались вместе с Михаилом Коротковым в одном отделении полиции.

Сам Коротков держался со следователем и допрашивающими его оперативниками высокомерно, если не сказать, что нагло.

– И ничего вы, граждане начальники, мне не предъявите, кроме проникновения в чужое жилище. Так я скажу, что не с целью кражи, а исключительно по ошибке.

– А ключи чужие у тебя тоже в кармане по ошибке взялись?

– А вот это вопрос не ко мне, – хмыкнул Коротков. – Это вопрос к тому дяде, который мне их дал.

– И кто же тебе их дал?

– Дядя, – нагло прищурился Коротков. – Примет его не помню, память у меня слабая. Имени вовсе не знаю. Знаю только, что обещал мне заплатить за несложную работу совсем неплохие деньги.

– Это за какую работу?

– Войти, проверить, все ли в квартире в порядке, и назад выйти.

– И взять с собой картины, не так ли?