работа, как ты и хотела, верно? Мы не носим оружия, большинство из нас. Ну, я не знаю… – Поллукс замолчал и обеспокоенно посмотрел на дочь. – После всего случившегося некоторым из нас, возможно, придет в голову его носить. Но мы пытаемся обсудить это. Сгладить конфликт. Так что в аналогичной ситуации ничего подобного не произошло бы.

– Ты причинял кому-нибудь боль?

– Нет, Хетта, все бывало не так.

– А как?

Поллукс встал и вышел из комнаты. Мы слышали, как открылся и закрылся холодильник. Хлопнула дверца кухонного шкафа. Потекла из крана вода. Вскоре мы почувствовали запах кофе.

– Он собирается вернуться сюда с тарелкой сэндвичей или чего-то в этом роде, – предположила Хетта. – Но не собирается же он откупиться от меня парой кусков дешевой ветчины.

– Он может откупиться от меня, – вставила я, – если принесет сыр.

– Да хоть бы и майонез, – возмутилась Хетта. – Ты сто́ишь так же дешево, как и ветчина. Но он мой отец. Он должен быть со мной откровенен.

– По мне, горчица лучше. Но для нее уже слишком поздно, – проговорила я. – Нам не следует ею увлекаться. Утром мы пожалеем.

– Уже утро, – напомнила Хетта. – И разве утреннее сожаление о случившемся накануне когда-нибудь тебя останавливало?

Мне пришлось поразмыслить.

– Никогда, – призналась я.

Поллукс вернулся с тарелкой сэндвичей и тремя кружками. Потом принес кофейник, налил нам кофе и отправился обратно на кухню. Я приподняла кусок хлеба, чтобы взглянуть, чем начинен сэндвич, и довольно кивнула. Все было как надо.

– Давай съедим это, пока он не вернулся, – предложила я.

– Я не притронусь ни к одному чертовому кусочку.

Я взяла сэндвич, поднесла ко рту, но, прежде чем успела проглотить кусок, Хетта спросила:

– Как вы познакомились? И как это связано с профессией отца? Никогда не слышала правду.

– О, вот как? – Я отложила сэндвич, хотя очень проголодалась. – Твой отец меня арестовал, – призналась я. – Ну а теперь я могу поесть?

Хетта разинула рот:

– Черт возьми, да. Съешь этого поросенка.

Я схватила сэндвич и набила рот, уставившись на монитор, где молодой человек рассказывал о пожарах и хаосе, царящем в городе, в то время как бутылки пролетали мимо его головы. Третий участок теперь был охвачен золотым огнем. Что, если сгорел бы «Лунный дворец»[124], или даже «У дядюшки Хьюго»[125], или книжный магазин «Дримхэвен»[126]? Хетта могла бы сказать, что книги – это просто собственность. Магазины тоже. Конечно, каждое малое предприятие было чьей-то мечтой, но Джордж Флойд потерял свою мечту. Одно не слишком сочеталось с другим, пока не стало таким личным. Все, о чем я могла думать, – это о страницах, сворачивающихся в языках пламени.

Поллукс вернулся в комнату. Некоторое время Хетта молчала. Мы с Поллуксом жевали сэндвичи медленно, словно напряженно размышляли о чем-то. Я была загипнотизирована зрелищем разрушения города. Хетта к своему сэндвичу не притронулась. Мне хотелось, чтобы Джарвис заплакал. Тогда Хетта перестанет вмешиваться в мои дела.

– Это не Джарвис? – спросила я. – Мне показалось, будто я слышала его голос.

Но у Хетты на телефоне была включена «радионяня».

– Нет, – отрезала Хетта. – Малыш Джей тебя не спасет. Давай-ка лучше вернемся к аресту, во время которого ты познакомилась с моим отцом.

Поллукс перевел взгляд на меня.

– Не твое гребаное дело. – Я взяла сэндвич Хетты и надкусила. – Спите спокойно, мои прекрасные.

Я пошла вверх по лестнице с сэндвичем. В туалете я выбросила его в мусорную корзину. На фиг он мне сдался. «Пусть Поллукс увидит его», – пронеслось в моей голове, когда я глядела на сэндвич, лежащий среди грязных салфеток и клоков волос.

«Да, пусть увидит», – подумала я, выключая свет. Ни Поллукс, ни Хетта, вероятно, не могли понять, что я сейчас чувствовала. Выброшенный сэндвич может показаться мелочью. Но мы с Поллуксом обычно доедали все, даже холодную картошку фри. И никогда не выбрасывали еду, приготовленную с любовью. Так что сэндвич был явным сигналом. Я сняла покрывало с кровати. Залезла под одеяло. Но сон не приходил. Мой мозг напоминал фонарь, освещающий темную улицу. В круге его света я увидела, как мои руки тянутся через стол в «Счастливой собаке». Я увидела, как мои пальцы разжались, готовые сплестись с его пальцами, но вместо этого он надел на меня наручники. Ну, честно говоря, он воспользовался не наручниками, а пластиковой стяжкой, похожей на ту, которой затягивают мешки с мусором.

29 мая

Примерно через час я проснулась в темноте и поняла, что Поллукс еще не ложился. На какое-то смутное мгновение мне пришла в голову мысль спуститься и забрать его – возможно, с дивана. Но потом я поняла, что он ушел. Я чувствовала его отсутствие в доме, но ничего не делала. Сон снова забрал меня – на долгое время. На следующее утро я почувствовала себя словно с похмелья. Да, похмелье, как в былые времена. Я чувствовала себя так, словно кто-то выстрелил в мою голову из космического бластера. Джарвис орал во все горло.

Прошлой ночью Поллукс оставил записку, в которой сообщил, что уходит. У него был пистолет. Обычно он хранился под замком, так что я видела его только один раз. Но я его запомнила, это был «Глок-19»[127]. Я подергала дверцу маленького оружейного сейфа, но не понятно, был ли пистолет на месте. Однако дробовика, который муж хранил в футляре из литого пластика, тоже нигде не было видно. У меня появилось дурное предчувствие из-за того, что я оставила Поллукса внизу, а сэндвич – в мусорной корзине.

Хетта была в своей комнате вместе с кричащим младенцем, и я этому обрадовалась. Но она все не выходила, мне стало ее жаль, а потому я постучала в дверь. Во время моего сна тумблер с множеством разных положений переключился на другое деление. Это было деление, «включающее» мою связь с Хеттой, несмотря ни на что.

– Я хочу мира, – сказала я, протягивая руки к ребенку.

Хетта раскинула руки и заключила меня в воображаемое объятие.

– Я бы обняла тебя, но я была на улице, и на мне микробы, – сказала она. – Мир.

Я поставила чашку горячего кофе на маленький столик рядом с ее кроватью. Джарвис все еще плакал, и вокруг заклубился туман, окутавший меня, стирая все, произошедшее до сих пор, напоминая сон, из которого торчат только острые края.

– По правде сказать, я не помню и половины до того, как снова встретила твоего отца у байдарок, – призналась я. – Иногда мне кажется, что я просто сошла с ума.

– Кто