попытаться найти решение по поводу судьбы группы Имре Надь, что было бы выгодно ему с точки зрения разделения ответственности. Встреча оказалась для него разочаровывающей; можно сказать, что он неправильно оценил ситуацию.

Встреча прошла в Будапеште с 1 по 4 января 1957 года с участием лидеров болгарской, чехословацкой, венгерской, румынской и советской партий.³¹ Как мы уже видели, главным мотивом встречи было обсуждение в Кремле готовящегося программного заявления правительства Кадара, которое включало и возможность сохранения особого типа многопартийной системы. Сам Кадар испытывал смешанные чувства в связи с этим ключевым предложением, которое превратилось в серьезную политическую проблему в руководстве венгерской партии. На своем заседании 28 декабря Временный центральный комитет ВСП не смог принять решение, поскольку его члены получили текст лишь за несколько часов до начала заседания. Поэтому было решено вновь собраться 3 января, чтобы доработать текст на основе поступивших за это время предложений. Однако из-за спешной организации встречи на высшем уровне заседание 3 января так и не состоялось, и, "очевидно", правительство не обсуждало свой собственный проект заявления; таким образом, ответственность за принятие решения была переложена на международную встречу. Советы и лидеры других сторон настаивали на встрече в верхах, чтобы этот пункт был исключен из текста заявления до его обнародования 6 января 1957 года. После всего этого неудивительно, что в итоговом заявлении даже не упоминался вопрос о многопартийной системе.

Другим важным вопросом, обсуждавшимся на встрече, который был главной мотивацией Кадара для того, чтобы вообще созвать встречу, была судьба группы Имре Надь. Хотя имеющиеся документы не раскрывают позицию каждого участника в деталях, кажется очевидным, что результатом встречи стало ключевое совместное решение, которое открыло путь к судебному разбирательству и, в конечном итоге, к осуждению и казни Имре Надь и его соратников. Другими словами, к этому вопросу больше не относились как к политическому, а скорее как к уголовному делу.

Эта встреча, безусловно, стала важным поворотом во внутренней политике Венгрии. На неполной встрече советского блока на высшем уровне в Будапеште советские, чехословацкие, болгарские и румынские лидеры наложили вето на планы ВСП, направленные на создание квазимногопартийной системы, помимо принятия решения о необходимости предъявления обвинений группе Имре Надь. Несмотря на свои намерения, венгерское руководство послужило катализатором советских усилий по обеспечению региональной интеграции, не порвав, несмотря на несколько предупреждений, с идеями венгерских реформ после 1953 года достаточно радикальным образом; более того, оно искало союзников для этих идей в советском лагере.

Все это заставляло советских лидеров и их союзников действовать против венгерского руководства в союзе и определять корректирующие границы и новые принципы сотрудничества на долгосрочную перспективу. В этой ситуации Кадар формировал венгерскую политику первых лет после революции. До встречи проект заявления ВСП предусматривал возможность создания особой национальной советской системы с долей реального участия общества, но участники январских консультаций 1957 года заставили венгерскую делегацию принять декларацию, которая давала очень мало возможностей для маневра. Кадару не удалось найти сторонников на пятисторонней встрече. Напротив, его партнеры по переговорам подняли все вопросы, которые могли вызвать подозрения: план предоставления права на деятельность партий, организация рабочих советов на профессиональной основе, ошибочно националистическая трактовка культуры, автономия университетов и даже план создания крестьянской ассоциации, который уже был отвергнут Временным центральным комитетом.Крайне фрагментарные источники свидетельствуют о том, что присутствовавшие на совещании руководители стран советского блока сочли венгерские идеи, направленные на создание особой советской системы, не только чрезмерными, но и опасными, даже в их укрощенном виде.

С другой стороны, с точки зрения квазисоюзнических отношений, эта встреча была важна тем, что это был первый случай в истории советского блока, когда члены Варшавского договора действовали сообща и напрямую вмешивались во внутренние дела одной из стран-участниц, прокладывая путь к политике, которую позже во всем мире стали называть "доктриной Брежнева". Таким образом, доктрина Хрущева, по мнению венгерского историка Мелинды Кальмар, стала одним из элементов многостороннего подхода, который обеспечивал поддержку общей системы управления как в военном, так и в правоохранительном смысле: она предполагала, что члены блока могут действовать сообща, если в каком-либо из государств советского блока возникнет угроза основным элементам и стабильности системы. В институциональном смысле это уже было сделано при создании Варшавского договора, а в теоретическом - подтверждало заявление советского правительства от 30 октября 1956 года, но принцип "совместных действий" был молчаливо принят на встрече в Будапеште в январе 1957 года. Таким образом, ответственность за сохранение власти была разделена и на супермакроуровне - между центром и подчиненными частями. В этом смысле встреча стала предтечей глобального процесса управления кризисом, в конце которого страны-члены Варшавского договора положили конец Пражской весне 1968 года путем военной интервенции. Советское руководство, не сумев добиться политического решения, прибегло в 1968 году к прямому совместному вмешательству, поэтому после интервенции в Чехословакию этот подход стал называться "доктриной Брежнева".

Примечательно и то, что, согласно официальному заявлению, опубликованному после встречи, участники обменялись мнениями об основных принципах отношений между социалистическими странами, изложенных в декларации советского правительства от 30 октября 1956 года, и нашли эти принципы полностью соответствующими интересам заинтересованных стран.⁴⁰ К сожалению, это все, что мы знаем об этой ключевой встрече. С другой стороны, важно, что венгерским лидерам в итоге удалось убедить Советы подтвердить коммунистическую "Магна Карту". Заявление советского правительства от 30 октября рассматривалось как временная уступка после подавления революции как на Востоке, так и на Западе, которую Москва предприняла, чтобы подлить масла в мутную воду под давлением польского и венгерского кризисов. Поэтому публичное подтверждение принципов декларации, поставившей отношения между Советским Союзом и его союзниками на новую основу, спустя всего три месяца после подавления венгерской революции и первой после кризиса встречи на высшем уровне советского блока, представляло собой чрезвычайно важное событие для будущего всей системы альянса. Что еще более важно, между двумя документами имелись существенные различия. Если заявление советского правительства включает все пять возвышенных принципов, формально взятых из Панчселя (взаимное уважение территориальной целостности и суверенитета друг друга, взаимное ненападение, взаимное невмешательство во внутренние дела, равенство и взаимная выгода, мирное сосуществование), то совместное коммюнике, опубликованное после будапештского саммита, включает только следующие: уважение интересов и равноправия наций, невмешательство и ленинские принципы пролетарского интернационализма. Кроме того, в коммюнике подчеркивалось, что применение основных принципов, изложенных в заявлении советского правительства от 30 октября 1956 года, приведет, в частности, к укреплению единства советского лагеря. Иными словами, заявление 30 октября стало "конституцией" постсталинской союзной системы, и в этом отношении совместное коммюнике от января 1957 года было скорее исполнительным декретом акта, детально