и чехословацкие предложения и воспользоваться преимуществами совместных действий сил Варшавского договора. Однако после 4 ноября "братские" страны, такие как Румыния, Чехословакия, ГДР и Китай, оказали значительную экономическую помощь правительству Кадара во время ноябрьско-декабрьских забастовок, чтобы как можно скорее провести экономическую консолидацию. Взамен, однако, они претендовали на право давать "нерешительному" венгерскому руководству конкретные советы по восстановлению порядка и требовали сурово наказать людей, активно восставших против коммунистической системы.

Однако самый важный поворот произошел в начале января 1957 года, когда состоялся первый коллективный "трибунал" советского блока. В качестве возможного места проведения предлагались и Москва, и Будапешт, но в итоге, по предложению СССР, он был проведен в Будапеште. Более того, идея неполного саммита советского блока с участием Советского Союза, Венгрии, Чехословакии, Болгарии и Румынии исходила от самого Кадара, хотя вскоре выяснилось, что это было не то, на что он рассчитывал.

Потребность в региональной встрече в условиях напряженной ситуации в Восточной и Центральной Европе назревала уже несколько месяцев, за это время неоднократно менялись инициаторы, участники и темы для обсуждения. Лидеры Венгерской социалистической рабочей партии (ВСРП) обратились в КПСС еще 11 ноября 1956 года и предложили созвать коммунистическую встречу на высшем уровне для обсуждения национального вопроса с участием китайской и югославской партий.

На потенциальные шансы переговоров по этому вопросу, однако, мог существенно повлиять тот факт, что тем временем венгерское правительство собиралось в конце декабря выпустить декларацию о своих взглядах на будущее политическое и экономическое устройство и функционирование страны. Как и было характерно для этой переходной ситуации, руководство страны хотело тогда поручить экспертным комиссиям с участием представителей рабочих советов разработку экономических элементов правительственной программы и методов управления.²¹ Формировавшаяся концепция, по-видимому, отражала некоторые элементы политики национального и левого плебейского блока коалиционного периода 1944-1948 годов: она предусматривала возможность включения в правительство делегатов только номинальных партий, объединенных в избирательный союз, что явно подчеркивало национальное единство. В рамках подготовки Временный центральный комитет ХСВП 28 декабря 1956 года обсудил концепцию, которая предусматривала возможность легального функционирования других, некоммунистических партий в дополнение к коммунистической партии.І³ Эта концепция была особенно похожа на чехословацкую модель, в которой партии-партнеры не могли иметь членов и действующих организаций, но им разрешалось сохранять национальный центр и участвовать в выборах в составе своего рода левого блока - Патриотического национального фронта в Венгрии - вместе с ведущей/доминирующей коммунистической партией (т.е., ХСВП). Согласно сохранившимся документам, венгерские лидеры рассчитывали на участие двух партий: Независимой партии мелких землевладельцев и Национальной крестьянской партии.

Эта версия имитации многопартийной системы была далека от реальной демократизации, и вскоре стало очевидно, что даже это было слишком для советских лидеров. Эти концепции предполагали продолжение непреклонного сопротивления Москве, и советские лидеры не видели никаких убедительных доказательств того, что правительство Кадара отходит от концепций национальных реформ, выступающих за самоуправление, которые набирали силу в предыдущие два года. Москва опасалась, что под давлением общества вновь созданная ХСВП захочет добиться от этой запланированной квази-многопартийной системы большего, чем было желательно, и даже довольно большое число советских советников, присутствовавших в стране, не сможет этому помешать.

Москву могло беспокоить и то, что Кадар предложил Андропову в середине декабря: чтобы увеличить массовую базу партии, руководство планировало расширить правительство за счет беспартийных, а также членов других партий.²⁴ Таким образом, возможно, не случайно в конце декабря 1956 года Кадару пришлось столкнуться с неожиданным вызовом: румынские лидеры сообщили ему, что Золтан Шанто, один из членов группы Имре Надь, содержавшийся в плену в Румынии, скоро вернется в Венгрию. До этого времени Кадар мог считать свое положение надежным, поскольку в сложившейся ситуации было маловероятно, что Советы заменят его одним из двух его соперников - Ракоши или Имре Надь. Однако Шанто был не только опытным партийным лидером (его коммунистическое прошлое восходит к 1918 году), но и союзником Москвы и москвичом, работавшим в Коминтерне в 1930-е годы. Поэтому он мог показаться Советам гораздо более надежным, чем "домашний" коммунист Кадар, которого в возрасте сорока четырех лет Кремль считал слишком молодым и который не говорил по-русски. Кроме того, он провел много лет в тюрьме Ракоши, что стало значительной черной меткой в его партийном досье, хотя в Москве было хорошо известно, что он был осужден по ложному обвинению. И что было, пожалуй, самой важной проблемой в этом контексте, в ноябре-декабре 1956 года Кадара считали латентным титоистом. С другой стороны, Шанто не так уж много сделал для критики во время революции: он был членом третьего правительства Имре Надь, а также одним из тех, кто сбежал в югославское посольство. Таким образом, послание румынского руководства могло доставить много головной боли Кадару, который задавался вопросом, действительно ли идея возвращения Шанто в Венгрию была поднята Москвой. Поэтому 28 декабря он через своего офицера связи обратился к советским руководителям с просьбой созвать встречу между венгерской, советской и румынской партиями, на которой они могли бы обсудить возникшие вопросы и, с другой стороны, выработать совместную стратегию решения проблемы группы Имре Надь. Хотя положительный советский ответ вскоре пришел, Кадара это не удовлетворило.

Хрущев также выступил с неожиданным предложением о созыве чрезвычайного экстренного совещания, но его главной проблемой в повестке дня было не прояснение вопроса о Шанто. Его гораздо больше волновала программа консолидации венгерского партийного руководства, которая уже формировалась. Временный центральный комитет ВСП на своем заседании 28 декабря постановил, что заявление по правительственной программе будет опубликовано 6 января 1957 года.

Президиум КПСС получил проект 29 декабря, но Москве не понравилось его содержание, поскольку в одном из пунктов говорилось о том, что ВСП хотела бы ввести особый вариант псевдо-многопартийной системы. Хотя этот пункт отсутствовал в проекте текста, отправленном в Москву, Кадар, зная, что это немаловажный момент, через своего сотрудника по связям направил недостающее содержание Борису Пономареву, заведующему отделом зарубежных коммунистических партий ЦК КПСС.

Москва была настолько обеспокоена этой возможностью, которая не была заранее обговорена с Советами, что в тот же день Президиум КПСС решил направить Хрущева и Маленкова в Будапешт 1 января, чтобы обсудить этот вопрос с помощью эффективных аргументов.³⁰ Когда Хрущев позвонил Кадару, чтобы сообщить ему об этом визите, лидер венгерской партии отказался от своего предложения о трехсторонней встрече и попросил пригласить также чехословацкую и болгарскую партии.

Намерение Кадара, вероятно, состояло в том, чтобы расширить круг тем, которые должны были быть затронуты на встрече - например, обсудить практические последствия заявления советского правительства от 30 октября. Кроме того, он хотел воспользоваться этой возможностью, чтобы вместе с другими лидерами советского блока