в дне кубка с вином. Разве они — его люди, и он сам в особенности — не заслужили большего, чем это формальное и холодное приветствие, требования отдать добычу, заслуженную воинами? Разве эти длинные ряды обветренных и испытанных войной лиц не стоили хоть немного искренней благодарности?

Он ехал обратно вдоль толпу, хмуро разглядывая нарочито важные лица местных комитов и чиновников. Их плоские речи, пустые комплименты и торопливые взгляды выдавали истинное отношение. Не уважение, а скорее опасение. Или зависть? А может, это всё подстроено? Ведь Лекапены умели плести интриги. Может, их холодный приём — это тонкий намёк: ты здесь чужак, Теодор, каким бы героем тебя ни считали твои воины.

Мысли о Лекапенах обжигали недобрым предчувствием. Эта семья имела длинные руки.

Застолье, устроенное для прибывших воинов, обошлось без особой пышности. Длинные деревянные столы, застеленные выцветшими полотнами, были уставлены мисками с хлебом сыром, похлёбками, тушеными овощами, и многочисленной рыбой. На серебро с позолотой или редкие восточные вина надеяться не приходилось, зато были кувшины с местным красным вином и пивом, наполняя воздух терпким ароматом.

Для кого-то этого было бы мало, но на взгляд Лемка всё выглядело добросовестно.

К Теодору и другим его людям то и дело подходили воины из местного гарнизона. Каждый норовил спросить о походе, о битвах и добыче.

— Расскажите, как это было, господин… — просили они и мялись, не зная как к нему обращаться: вроде бы старший десятник, а командует сотнями воинов. Теодор сперва отвечал скупо, почти сухо, но затем оживился, вино и их интерес помогли рассказывать о прошедших событиях. Он говорил о долгих переходах, о схватках, о бандах зейбеков, о том как страдают люди, о том, как умирают товарищи и как добываются победы.

Потом они пили вино, слушали новых людей. Время шло, а круговорот людей и событий и не думал заканчиваться до самого вечера. Ховр, Юц, сербы, болгары, ромеи, Лазарев и Рыжеусый — все толпами перемещались по полю, распивая напитки и распевая хором народные песни.

В горах крутых и на полях,

Где кровь и сталь, где меч блестит,

Бился герой, без страха в глазах,

Смерть за свободу лишь сердцу сладит!

В какой-то момент рядом не оказалось никого, кроме Ховра, который бесцельно крутил в руках веточку. Теодор, ковырялся в маслинах, пил вино, наблюдая за огнём.

— Слушай, Ховр…

— Знаете, — начал вдруг Ховр, — меня на самом деле зовут Георгием.

Теодор поднял бровь, но не отреагировал сразу.

— Георгий, значит, — протянул он. — Хорошее имя. А Ховр.?

— Фамилия.

— Чего раньше не сказал, что мы тебя неправильно зовём?

— Да это не важно, — Ховр махнул рукой, словно отметая разговор. — так тоже нормально. В войске каких только имён не встречается… Артамон, Евстрат-кастрат…

Теодор не удержался от улыбки.

— Знаете, Теодор, чего я хочу? Домой.

— Так теперь можешь. Хоть завтра собирайся и иди.

— Не всё так просто. Дом далеко. — Он махнул рукой в сторону севера. — Где-то там.

У Теодора дома не было. В церковь или храм ему возвращаться не хотелось.

— А вы? — вдруг спросил Ховр. — Чего хотите вы?

— Вернуть друзей. А потом найти корону Маврикия, — отозвался Теодор,

— Зачем? Ну, с друзьями понятно. А корона? — удивился парень.

— Потому что верю, что она может принести покой в империю. — Теодор поднёс руки ближе к теплу огня. — Людям нужен символ, Ховр… Георгий. Ну или мне.

Ховр кивнул, но молчал, раздумывая. Теодор не стал развивать тему. Каждый был погружён в своë.

Вбежал Юц, возбуждённый от вина и, судя по следам на щеках, девушек,:

— Вот ты где! Пойдём, кое-что покажу! Там такое… Тебе понравится!

Глава 25

Теодор не успел никуда уйти, погружённый в свои мысли, когда тихо и уверенно подошли двое. Теодор почти не обратил на них внимания, пока они не оказались рядом с ним.

Первый из них, высокий и с холодным взглядом, кивнул в знак приветствия. Его голос был спокойным, ровным, без тени угрозы:

— Добрый вечер, господин Лемк. Можем мы присесть?

Теодор лишь слегка кивнул в ответ, не изменяя своего выражения. Люди заняли места напротив.

Тут заговорил первый, уже имеющий седые волосы:

— Нас зовут Хрисаф и Игнат. Мы слышали о вашем приключении, господин. Мы не могли не выразить уважение за ваш поход. Многим из нас он известен. Ваша смелость, решимость… трудно не восхищаться. Мы рады, что времена меняются и выходцы из низших сословий сражаются за императора, мало чем уступая выходцам из старых благородных семей. Не будет ли для вас зазорно подружиться с теми, кто ценит это?

Теодор поднял чашу с вином, выпил небольшим глотком, прежде чем ответить.

— Я ценю ваше внимание, господа. — Теодор чуть склонил голову в знак признания. — Благодарю. Однако вся моя заслуга — в том, что выполнял долг.

Второй из вошедших, чуть более молодого возраста, присел на стул рядом и внимательно смотрел на Лемка, не скрывая интереса:

— Мы бы с радостью послушали рассказ о ваших приключениях, господин.

Лемк отпил ещё один глоток вина, медленно и без спешки. Его лицо не выдавало никаких эмоций.

— Простите меня, господа, — сказал он спокойно, — но мне надоели уже слова. О войне и походах говорят сегодня все. Порой даже слишком много. Я не считаю нужным повторять одно и то же.

Мужчины переглянулись. Один из них кивнул:

— Тогда, может быть, хотя бы о ваших товарищах, о командирах отряда? Например, о Ховре. Мы слышали немало о нём. Хотелось бы узнать, что думаете вы.

Лемк повертел чашу в руках, снова приподняв взгляд. Он внимательно посмотрел на прибывших, заметив их пристальный интерес.

— Он хороший воин и отлично послужил империи в прошедший год. Увы, уважаемые, но это всё, что я могу о нём сказать. Расспросите его самого.

— Увы, мы пока этого делать не будем. И всё же вы нам ответите, господин Лемк.

С этими словами перед Теодором лег лист бумаги.

'По воле великого басилевса ромеев с требованием к соблюдению воли Его.

Перед вами встает необходимость поддержки благочестивых и достойных палатинов, что суть близкие к царствующему престолу служители.

Так как судьба нашего великого дома часто требует внимания к каждому, кто