class="p1">– Послушайте меня, Валентина Сергеевна, просто послушайте и посмотрите на меня.

Тогда Алек вышел. Если Дрогобыч мог облегчить хоть немного страдания, то плевать, как он этого добивается. Шарлатан он. Пусть кто угодно, если помогает.

* * *

В конторе (так все опера называли отдел) ждал отчет эксперта.

– Ты не поверишь, – Соболевский взглянул на Дрогобыча, – эксперты считают, что удары нанесены не беспорядочно, а в классической технике работы с ножом танто, и эти повреждения – какое-то «омоте екомен учи», или «рассекающий удар». Ты был прав, у нас любитель Японии.

Дрогобыч глотал полутеплый чай, который ему сделал стажер Олежек, листал отчет, на слова Соболевского рассеянно кивнул.

Катя Алова оторвалась от компьютера, поднялась из-за стола, плавно вильнула тугой задницей.

– А утром нам доставили свидетеля, который нашел давешнюю бытовку, я его опросила, – подвинула протокол допроса Алеку, – он сторож, и по удивительной счастливой случайности его перекинули с объекта на объект, а там – ух страх, собака залаяла, он в кусты, хлоп – упал, потерял сознание, очнулся – гипс, короче, отключился, но конечно же увидел свет, пошел, а там такое, ну он звонить, как добропорядочный гражданин.

– Ха, – звонко хмыкнул Дрогобыч, – то есть лая собаки он перепугался и сбежал, а два трупа и лужи крови – так он сразу добропорядочный гражданин, ну прелесть же.

– Хочешь с ним поговорить? – со злорадным удовольствием спросила его Алова, предвкушая от допроса профайлера прекрасное познавательное шоу.

– Зачем? Он не врет. Вероятно, он и правда «хлоп», но на всякий случай осмотрите ему голову, возможно, удар будет от тупого предмета, который искать нет смысла. Вот тут говорится в отчете, – Дрогобыч присел на угол стола, просматривая протокол, – что на месте преступления было обнаружено зеркало из оргстекла, расцарапанное острым предметом, и что на глазах жертвы оказались стекла, я не понял, из разбитой пудреницы?

– Какое-то небольшое зеркальце, а что?

– Нужен отчет по материалу с этих осколков, пришлешь мне, когда будет готово?

– А ты куда?

– В больницу, к слепухе нашей очередной, и мне нужно знать, какой косметикой пользовались девицы, та, которая вчерашняя, тоже. И пусть кто-нибудь вернется к Ольге, расспросит ее мать.

– Э-э-э, – красноречиво начал было Соболевский, но Дрогобыч его не дослушал, невежливо оставил в кабинете его и его «э-э-э».

* * *

– Юлий Валерьевич! Господин Дрогобыч! – раздался за спиной стеклянный голос, когда профайлер уже сбегал по лестнице. – А я вас ждал.

– Напрасно, – обернулся Дрогобыч и тут же напрягся, словно увидел змею, – вы как сюда прошли, товарищ?

Перед ним маячил тот самый господин из передачи, который поносил профайлеров и открыто говорил, что их (очевидно его, Дрогобыча) просчеты привели к тому, что Красный Клоун сумел скрыться.

– Меня зовут Вадин, Алексей Викторович. – Дрогобыч чуть вздрогнул, вспоминая разговор с Розой Игоревной, но поскольку реноме дороже денег, протянутую руку все же пожал. – Я понимаю, я последний, кого вы хотели видеть после той программы, которую вы же смотрели, не так ли?

У Дрогобыча мелькнула на губах улыбка. Он вспомнил слова Новосельцева из фильма «Служебный роман», когда тот общался с героиней Алисы Фрейндлих: «Так ли, так ли», и даже тон тот подвернулся, называется – чтобы позлить.

– Допустим. Каждый волен выражать свое мнение.

– Отвечая на ваш вопрос, вы не возражаете, если я вас немного провожу, вы, кажется, идете к машине? Я могу пройти, куда захочу.

Вадин немного прихрамывал из-за синдрома короткой ноги, но при этом осанка у него была королевская, выправка военная, а на щеках… Едва заметный слой пудры? Защитного крема? Дрогобыч не стал присматриваться.

– Вы, очевидно, бывший наемник? – просто, не церемонясь, задал он вопрос Вадину.

– Так заметно? – углами рта улыбнулся тот.

– Кого сильнее любили, мать или отца? – обернулся и подцепил его внимательным, темным взглядом профайлер.

– Отца, но это что, допрос? – сделал вид, что умилился, Алексей Викторович, при этом выражение лица у него было каменным и сизым, как жернова.

– Нет. Вам по должности положена охрана?

– Да, но какое это имеет значение?

– Никакого, – глаза Дрогобыча сейчас – почти черная лужа жгучей смолы, – я зайду к вам в клуб.

– Конечно, – ответил Вадин, а потом опомнился. – Куда? Нет, какой клуб. У меня ресторан на Суворовском, заходите.

– Непременно. – Дрогобыч кивком простился и торопливо пошел в сторону стоянки машин, на ходу вытягивая из кармана пиджака мобильник. – Кстати, – обернулся, щурясь от солнца, бьющего в глаза, – вы давно в городе?

– Вы газет не читаете? – растянул губы в узкое лезвие Вадин. – Трубили все, что муж сестры губернатора вернулся из командировки месяц назад, получил работу в строительной компании, честно живет и любит свою Родину, этого достаточно, чтобы не читать новости?

– Вполне, – коротко ответил Дрогобыч и затерялся среди сигналящих ему машин.

Вадин смотрел ему между лопаток и видел, что человек в пижонском костюме стал ему неудобен.

* * *

Пока профайлер ездил в больницу, группа Соболевского получила отчет по уликам эксгумированного тела Марины Озеровой тридцати пяти лет от роду. Кое-что еще требовало детального исследования, но на ладони была восстановлена печать какого-то клуба, из которого, возможно, возвращались жертвы. Изображение прилагалось.

– И еще. – Соболевский прямо кожей чувствовал, как важно Глеб Эдуардович поправляет свои очочки, неторопливо шелестит бумагами на той стороне телефонной линии и, наконец, заявляет: – Раны нанесены ножом из материала GPR, это вроде стеклопластиковой решетки, капитан.

– Пластмассовый нож? – потер мочку уха Алек.

– Высокопрочный и в некотором роде предназначенный только для силовиков.

– Что-нибудь еще?

– Татуировка – роза, плетка и ошейник с шипами или без, в это место пришелся удар ножа.

– Спасибо, Глеб Эдуардович.

– Строев, с тебя список всех, кто мог получить в распоряжение такой ножичек – охрана, стрелки, силовики. Если надо – бери ордер, но чтобы все, хоть чел уже труп, ясно? – Соболевский развернулся к жадно глотающему, почти не жуя, бутер с курицей Владу, послушал его «у-у-у» сквозь работу челюстей, вздохнул. – Нет, сейчас.

Вошел Дрогобыч. Ни на кого не глядя, подошел к окну, распахнул створки, впуская в кабинет запах бензина, сирени, бурлящего жизнью города. Гудки авто, людской гвалт, песьи разборки, бесконечная лавина жизни.

– Катенька, сходи, пожалуйста, за кофе, – дипломатично попросил ее Соболевский своим красивым голосом, – очень прошу.

Строев еще раньше вылетел за дверь, прихватив свою вишневую барсетку и сглатывая комом застрявший в горле кусок хлеба с птицей.

Олежек зарумянился и под требовательным взглядом Кати тоже выбрался из-за стола, очищая помещение для капитана и профайлера.

– Мне нужно досье на Вадина, Алек. – Дрогобыч уселся на широкий подоконник, достал из кармана сигареты; курил