Элор выступает вперёд:

— Сейчас ваша королева проверит…

— Она не наша королева, — огрызается Лаурийский герцог. — И ты не наш король.

— Хорошо, — ледяным тоном соглашается Элор. — Сейчас драконесса, от которой зависит ваша жизнь и свобода, изучит вашу память, чтобы проверить, действовали ли вы полностью по своей воле или же имело место незаметное ментальное вмешательство в ваш образ мыслей. Исходя из результатов проверки мы примем решение о вашей дальнейшей судьбе.

Герцоги молчат. Смотрят зло, но молчат, потому что возразить им нечем: преступников допустимо проверять ментально, а они — преступники. Более того — в каком-то смысле военнопленные. И в нашей власти заставить их исчезнуть без следа.

Они боятся. Как бы ни выпячивали свою гордость, как бы ни пытались держаться смело, но они боятся. И после объявления о вмешательстве их страх усиливается.

Как и Элор, они опасаются, что я что-нибудь с ними сделаю.

— На вашем месте, — произносит он холодно, — я бы всерьёз задумывался над тем, как молить о пощаде и что предлагать в обмен на вашу свободу. Потому что предателей, а хуже того — союзников Неспящих, мы будем уничтожать нещадно. Мы пришли к вам достаточно мирно. Мы старались быть справедливыми и возродить Новый Дрэнт, планировали править им разумно и без резких изменений в статусах и количестве местных жителей. Но мы драконы. Мы можем быть очень жестокими. За нами — сила. Покушений на нашу власть и собственность мы не потерпим.

Элор магией открывает камеру Ирданского герцога и жестом приглашает выйти:

— Начнём с экскурсии в пыточную. Просто посмотреть, что я подразумеваю под «быть жестокими».

* * *

Высокий статус, основанный на родословной, богатстве рода и силе магии, при отсутствии серьёзных угроз порождает у владельцев этого статуса подсознательную уверенность в собственной безопасности.

Уверенность, что преступник не осмелится напасть, правитель посмотрит сквозь пальцы на недочёты и успокоится после щедрых даров, а если кто и атакует — то всегда с должным пиететом, помня о благородных предках, силе рода и законе.

Именно поэтому на подобных с детства облечённых властью существ зрелище пыточных последствий и мысль, что их могут точно так же резать на кусочки, производит куда большее впечатление, чем на существ обычных, понимающих, что с ними может случиться какая угодно неприятность, в том числе и отрезанные конечности.

Из поочерёдно заходящих в пыточную герцогов лучше всех внешне держится Тарский, но я менталист, я знаю — вид моих Неспящих впечатляет его до глубины души. До совершенно искренней фразы:

— Я хочу с вами сотрудничать. В смысле, служить вам.

И эта фраза Тарского герцога, его расчётливые мысли — они гораздо честнее полуистерики герцога Лаурийского, упавшего на колени и в слезах и соплях умоляющего его помиловать, ссылающегося на глупую жену, так боящуюся драконов, что он поспешил её защитить («Вы же понимаете, что я как супруг должен был защищать её любыми средствами!» — лепетал он). Правда, поняв, что мы настроены на диалог, он просил пообещать, что Элор не заберёт его жену, чтобы как-то оправдать своё униженное положение.

Из всех герцогов именно Лаурийского кто-то направлял на мысль взбунтоваться небольшими, непротиворечивыми ментальными установками (легко внушить человеку, опасающемуся драконов, что драконы угрожают его благосостоянию, поэтому надо их отпугнуть).

Я пользуюсь практически этим же инструментом: словами и ментально внушаю ему, что его зачаровали менталисты Неспящих, что он не потерпевший поражение бунтовщик — а спасённая нами жертва ментального вмешательства. Лаурийский герцог слишком поверхностный и внушаемый, за ним будет нужен глаз да глаз.

Признание нашей силы и власти от Тарского герцога чище и искреннее быстрого согласия Ирданского герцога служить нам и сдать Неспящих, потому что покорность Ирданского герцога иллюзорна: она основана не на страхе перед нашей силой в целом, а на страхе перед конкретной ситуацией. Ситуация изменится — изменится и поведение. Уж я, как менталист, могу это гарантировать.

И моё согласие сотрудничать с герцогом Ирданским столь же иллюзорно — его, возжелавшего стать вампиром, я не могу воспринимать без отвращения. Не могу не использовать случай через него подобраться к Неспящим, но это — не сразу, не так очевидно и не в той форме, в которой мы договариваемся: он сообщает всё, что знает о них (а полезного он знает мало), и сообщит об их попытках выйти на связь (если таковые будут) в обмен на свободу и сохранение статуса. Настоящая моя работа с ним начнётся позже, когда он почувствует себя в безопасности.

С герцогом Тарским, совершенно по-драконьи признающем нашу власть потому, что мы сильны и можем эту силу легко применить, всё проще и одновременно сложнее.

Его на бунт толкнула специфическая смесь личностных черт: авантюризм (воевать против драконов занятие рискованное), определённое благородство (он мог сдать своего кредитора герцога Ирданского и тем самым избавиться от долгов, но предпочёл отработать участием в заговоре), некоторая леность (ему проще поддержать мужа любовницы, воспитывающего его сына, чем принять заботу о них на себя и разбираться с ревностью своей законной супруги), некоторая принципиальность (он искренне считал, что драконы могут только разрушать, запугивать своими габаритами и таскать всякое разное в сокровищницы).

И вот теперь он согласен служить нам, а я не знаю, что с ним делать: вроде и наказать надо за участие в заговоре (а мы всех накажем: сначала продемонстрируем их всем как спасённых от Неспящих и используем для своих целей, а потом накажем), но с другой… он вполне может стать верным подданным. Из всех троих он единственный, на мой менталистский взгляд, реально может стать нашим человеком. Пусть не испытывающим к нам тёплые чувства, но подчиняющимся не только на эмоциях, но и по велению здравого смысла. Если бы он ещё был эффективным управленцем, схватилась бы за него, но у него с финансами неладно, долги большие, то есть как герцог он не слишком хорош, поэтому сохранять его статус чревато.

А потом, пометавшись с принятием решения, я осознаю, что ничего решать мне прямо сейчас не надо.

И дело не только в том, что на решение есть время — сначала, как уже упоминала, мы всех их выпустим.

Мне не придётся это прямо сейчас решать потому, что займёмся этим с Элором вместе. Обсудим, взвесим все «за» и «против», после чего найдём устраивающий нас вариант.

С меня в очередной раз словно камень спадает, и всё вдруг кажется проще.

* * *

Перед тем, как выпустить герцогов к их семействам и прочим обитателям дворца для рассказа о чудесном спасении из лап Неспящих, я закрепляю их желание сотрудничать установками: внушаю им, что сразу после освобождения надо вести себя очень осторожно и правильно, чтобы не оказаться в пыточной. Эта установка по сути лишь усиливает их собственное желание сохранить свободу, подпитывает уверенность, что первое время мы будем пристально наблюдать за ними, поэтому необходимо следовать предложенной нами легенде.