Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Побойся бога, Истерлинг… — Пайк умолк, не договорив.
Истерлинг поглядел на него исподлобья.
— Ну что ж, продолжай! — рявкнул он. — Говори, что ты хотелсказать.
Пайк уныло пожал плечами.
— Ты же знаешь, что я не могу согласиться на такой делёж.Мои ребята голову мне оторвут, сам понимаешь, если я соглашусь, непосоветовавшись с ними.
— Тогда бегом ступай советуйся, пока я для наглядности неразукрасил синяками твою прыщавую физиономию в поучение тем, кто думает, что скапитаном Истерлингом можно шутки шутить. И передай твоим подонкам, что, если уних хватит нахальства не принять моё предложение, они могут не трудитьсяприсылать тебя сюда. Пусть подымают якорь и убираются к чёрту на рога. Напомниим, что я сказал: «Никогда не зарься на то, что тебе не по зубам». Ступай,капитан Пайк, доложи им это.
Лишь на борту своего судна дал Пайк волю бушевавшей в нёмярости. Не меньшую ярость вызвало его сообщение и у матросов, когда остаткикоманды собрались на шкафуте. А Тренем ещё подлил масла в огонь:
— Если эта скотина решил изменить своему слову, вы думаете,он остановится на полпути? Как только мы согласимся на одну десятую, так,будьте спокойны, он тут же найдёт предлог, чтобы вовсе ничего нам не дать.Капитан Блад был прав. Мы не должны были связываться с этим негодяем и доверятьему.
Настроение команды выразил один из матросов:
— Но раз уж мы ему поверили, надо заставить его сдержатьслово.
Пайк был всецело согласен с Тренемом и считал, что дело этобезнадёжное, он подождал, пока возгласы одобрения утихнут.
— Может, вы скажете мне, как это сделать? Нас сорок человек,а их три сотни. У нас двадцатипушечная бригантина, а у них два фрегата и большепятидесяти пушек, потяжелее наших.
Это заставило их задуматься. Потом выступил вперёд ещё одинсмельчак:
— Он говорит: одна десятая или ничего. А мы ему отвечаем:одна треть, и никаких. Есть закон — закон «берегового братства», и мы требуем,чтобы этот грязный вор сдержал слово, чтобы он произвёл делёжку на техусловиях, которые сам подписал, когда вербовал нас.
Вся команда, как один, поддержала его.
— Ступай обратно и скажи наш ответ капитану.
— А если он не согласится?
Ответ неожиданно дал Тренем:
— Есть способы его заставить. Скажи ему, что мы поднимемпротив него всё «береговое братство». Капитан Блад заставит его поступить посправедливости. Капитан Блад не очень-то его жалует, и ему это хорошо известно.Ты напомни это Истерлингу, капитан. Ступай, скажи ему.
Пайк хорошо понимал, что это действительно крупный козырь,но пойти с этого козыря ему как-то не улыбалось. А матросы обступили его,осыпали упрёками. Ведь это он уговорил их перейти к Истерлингу. И кто же, какне он, не сумел с самого начала защитить их интересы? Они своё дело сделали.Теперь он должен позаботиться о том, чтобы их не обманули при дележе.
И капитан Пайк спустился в шлюпку со своего «Велиэнта»,стоявшего на якоре у самого входа в гавань, и отправился передать капитануИстерлингу ответ его команды и припугнуть его законами «берегового братства» иименем капитана Блада. В груди его теплилась надежда, что это имя поможет и емууцелеть.
Свидание состоялось на шкафуте «Авенджера» в присутствиивсей команды и капитана Галлоуэя, всё ещё находившегося на борту этого корабля.Оно было кратким и бурным.
Когда капитан Пайк заявил, что его команда настаивает навыполнении условий договора, Истерлинг рассмеялся, и его матросы рассмеялисьвместе с ним. Некоторые из них начали выкрикивать насмешки по адресу Пайка.
— Ну, раз это их последнее слово, приятель, — сказалИстерлинг, пусть подымают якорь и катятся отсюда ко всем чертям. У меня с нимибольше дел нет.
— Если они подымут якорь и уйдут, это может обернуться хужедля тебя, — твёрдо сказал Пайк.
— Да ты, никак, ещё угрожаешь мне, разрази тебя гром! — Теловеликана заколыхалось от ярости.
— Я только предупреждаю тебя, капитан.
— Вот оно что! О чём же это ты меня предупреждаешь?
— Предупреждаю, что всё «береговое братство», все пиратыподнимутся против тебя за измену слову.
— За измену слову? — В голосе Истерлинга послышалисьвизгливые нотки. — Как ты смеешь, паршивый ублюдок, бросать мне в лицо такиеслова! «Измена слову»! — Истерлинг выхватил из-за пояса пистолет. — Вон с моегокорабля и скажи своей своре, что, если к полудню твоя паршивая посудина всё ещёбудет торчать здесь, я её пущу ко дну. Отправляйся!
Пайк весь дрожал от негодования. Оно придало ему храбрости,и он пошёл со своего главного козыря.
— Что же, прекрасно, — сказал он. — Тогда тебе придётсяиметь дело с капитаном Бладом.
Пайк рассчитывал взять капитана Истерлинга на испуг, ноникак не ожидал, что этот испуг может принять подобные размеры, и не учёл, начто способен такой человек, как Истерлинг, когда, охваченный паникой,ослеплённый яростью, он очертя голову ищет выхода.
— Капитан Блад? — повторил Истерлинг и скрипнул зубами; лицоего налилось кровью. — Значит, ты побежишь жаловаться капитану Бладу? Такступай жалуйся сатане в аду! — И он в упор выстрелил капитану Пайку в голову.
Пираты в ужасе отпрянули в сторону, когда тело Пайка рухнулона решётку люка. Истерлинг хрипло рассмеялся: видали, мол, слюнтяев! Галлоуэйневозмутимо взирал на происходящее, его обезьяньи глазки остро поблёскивали.
— Уберите эту падаль! — Истерлинг дымящимся пистолетоммахнул в сторону неподвижного тела. — Вздёрните его на нок-рею. — Пусть этисвиньи там, на «Велиэнте», знают, что ждёт всякого, кто посмеет перечитькапитану Истерлингу.
Протяжный крик, полный ужаса, скорби и гнева, разнёсся надпалубами бригантины, когда её команда, столпившаяся у левого фальшборта,увидела сквозь сетку снастей «Гермеса» безжизненное тело своего капитана,повисшее на нок-рее «Авенджера». Это зрелище настолько приковало к себе всевзоры, что никто не заметил, как к правому борту бригантины неслышно скользнулидве индейские пироги, и высокий мужчина, в чёрном, расшитом серебром костюме,поднялся по трапу на палубу. Пираты обнаружили его присутствие, лишь когда уних за спиной прозвучал его ясный, твёрдый голос:
— Я, кажется, немного опоздал.
Все обернулись и увидели, что капитан Блад стоит на крышкелюка, положив левую руку на эфес шпаги; увидели его лицо, затенённое широкимиполями шляпы с плюмажем, и его глаза, в которых горело холодное, чистое пламягнева. Поражённые, они смотрели на него, словно на привидение, не веря своимглазам, спрашивая себя, как он очутился здесь.