— Возражаю, Ваша честь, — вмешался Уэсли.

Все с удивлением посмотрели на него. Как правило, в ходе предварительного выступления противная сторона не перебивает оппонента, поскольку тот, когда наступит его очередь, может ответить тем же.

Посмотрев на Уэсли, Джеффрис перевел взгляд на судью.

— Ваши основания? — спросила Аггби.

— Пока что неясно, Ваша честь, будут ли эти улики приобщены к делу. Насколько я понимаю, совпадение отпечатка зубов еще не подтверждено.

— Будет подтверждено в самое ближайшее время, Ваша честь, и я намереваюсь представить эту улику.

«Черт бы тебя побрал, Тим!»

Ярдли специально просила Джеффриса не упоминать про следы зубов в ходе предварительного выступления, на тот случай, если совпадение не будет доказано.

— Ваша честь, — сложив руки на груди, сказал Уэсли, — у меня есть определенные соображения относительно этой улики, и я, скорее всего, буду возражать против приобщения ее к делу. Поскольку мистер Джеффрис не в силах предвидеть, каковы будут мои возражения, он не может с полной уверенностью утверждать, что улика будет представлена.

Джеффрис начал спорить. Ярдли знала, что прокурор ни в коем случае не должен оспаривать обоснованность возражений во время предварительного выступления: это лишь приведет к потере поступательного импульса и концентрации, а если в конечном счете возражения будут приняты, у присяжных тотчас же сложится впечатление, что он не владеет ситуацией.

— Я приму вашу улику, — наконец сказала судья Аггби.

— Благодарю вас, Ваша честь, — сказал Джеффрис.

Одернув пиджак, он повернулся к присяжным, заметно выведенный из себя, и продолжил свое выступление, изложив обстоятельства дела.

— Я уверен, что юридическое крючкотворство этого человека вас не обманет, — закончил свою речь Джеффрис. — Признайте его виновным в умышленном убийстве, и пусть он впредь больше никого не убьет!

Уэсли молча дождался, когда прокурор вернется на свое место. После чего встал, подошел к присяжным и, остановившись перед ними, тепло улыбнулся, заложив руки за спину.

— Дамы и господа, давайте вернемся к тому страшному февральскому дню почти двадцатилетней давности, когда трагически оборвалась жизнь этой очаровательной юной девушки. В то утро Джордан Руссо проснулась, позавтракала, после чего двадцать минут разговаривала по телефону со своей подругой Энн — девушки обменялись планами на этот день. Затем решила заглянуть в тренажерный зал, в котором работала, и выполнить быструю разминку.

Она надела шорты и футболку, натянула кроссовки и, поцеловав на прощание мать, вышла из дома. После этого больше ее живой никто не видел. Полиция, ФБР и обвинение не знают, что произошло с мисс Руссо с того момента, как она закрыла за собой дверь, до того, как двадцать два дня спустя было обнаружено ее тело. Действительно ли она направилась в тренажерный зал? Встретилась ли с кем-либо? Может быть, заглянула куда-нибудь, чтобы купить воду или спортивное питание? Подсела к кому-то в машину или пошла пешком по пустынному переулку? На нее напали прямо на улице, кто-то это увидел, но никуда не сообщил? Она умерла в тот же день или позже? — Сделав шаг вправо, Уэсли опустил взгляд себе под ноги, затем снова посмотрел на присяжных. — Обвинение не может ответить на все эти вопросы. Как не может и ответить на вопрос, какое отношение имею к мисс Руссо я — а я могу вам сказать: никакого. У меня нет никаких сомнений в том, что мать мисс Руссо, Изабелла Руссо, поднимется на эту кафедру и скажет правду: она видела кого-то в том ресторане, в котором работала официанткой ее дочь. Сам я в течение многих лет действительно неоднократно бывал в этом ресторане. Что пагубно сказалось на моей талии, поскольку там самые вкусные во всем штате шоколадные пирожные.

Несколько сдавленных смешков.

— Вот только все дело в том, что я не был знаком с Джордан Руссо. Я понятия не имел о том, что ее убили, до того самого момента, как меня обвинили в ее убийстве. И, если честно, это потрясло меня до глубины души. «Как такое могло случиться?» — подумал я. Я знал, что иногда невиновных обвиняют в преступлениях, которые они не совершали, но относился к этому как к чему-то отвлеченному, как к вопросу, заданному на экзамене. Лично столкнуться с подобным беззаконием — дамы и господа, уверяю вас, это самое страшное, что только может произойти в жизни. У меня такое ощущение, будто весь мир обрушился на мою голову, и мне страшно. Страшно с того самого первого дня, когда мне предъявили обвинения. Я даже не знаю, что думать. Неужели я кого-то обидел, и этот человек обратился в полицию с какими-то лживыми домыслами про меня? Или же я стал жертвой случайной ошибки?

Подняв палец, Уэсли прошелся мимо скамьи присяжных, глядя каждому в глаза.

— Но потом, узнав, что за это дело взялась федеральная прокуратура, увидев в обвинительном заключении имя Джессики Ярдли, я сообразил, в чем дело. Видите ли, мы с мисс Ярдли встречались какое-то время, проживали вместе. Я даже собирался сделать ей предложение…

Джессика сидела совершенно неподвижно, глядя перед собой.

— Наши отношения были замечательными, — Уэсли улыбнулся. Затем улыбка у него на лице медленно погасла — ему мог бы позавидовать актер из дешевых телесериалов. — Однако им не суждено было быть долгими.

Он посмотрел на Ярдли.

— Раньше мисс Ярдли была Джессикой Кэл. Ее мужем был серийный убийца Эдди Кэл. У него на счету четырнадцать доказанных убийств, и в настоящее время он сидит в тюрьме штата Невада, ожидая приведения в исполнение смертного приговора. Мисс Ярдли неоднократно повторяла мне, что как его жена чувствует себя виновной в совершенных им преступлениях, что она должна была понять, что ее муж — чудовище.

Не шелохнувшись, Ярдли по-прежнему смотрела вперед, избегая встречи взглядами с ним.

Снова повернувшись к присяжным, Уэсли сказал:

— Мисс Ярдли говорила, что впредь больше не допустит подобного. — Вздохнув, он покачал головой. — К сожалению, это начало плохо сказываться на наших отношениях. Ее одержимость постепенно становилась неуправляемой. У нее начались галлюцинации, ей мерещилось то, чего на самом деле не было. Мисс Ярдли на протяжении определенного времени обследовалась у психиатра, но я посоветовал врачу назначить ей другие лекарства. Она начала…

— Возражайте же, черт возьми! — шепнула Ярдли.

— Гм, — начал, вставая, Джеффрис, — у меня возражение.

— Поддерживаю, — сказала Аггби, ожидая услышать у него суть возражения.

— Ну конечно, — поспешно спохватился Уэсли. — Прощу прощения. Просто на карту поставлена моя жизнь, Ваша честь, и я временами забываюсь, поддавшись чувствам. — Он повернулся к присяжным. — В общем, мисс Ярдли стала неуравновешенной. Настолько неуравновешенной, что я известил ее, что не намерен ввязывать в наши отношения детей, а я всегда мечтал иметь детей… Много детей.

Уэсли вздохнул, словно сраженный болезненным воспоминанием.