— Все было не совсем так. По вашим словам получается, будто я какой-то…

— Вас попросили уйти из дорожной инспекции, да или нет?

— Да, меня попросили уйти.

— Вас выгнали.

— Да, — прикусив губу, подтвердил Шелли.

— Великолепно, спасибо.

Вернувшись к своей папке, Уэсли достал другой документ и положил копию на стол прокурора. Это было заявление Шелли о принятии на работу в управление полиции Лас-Вегаса.

— Вы знали об этом? — шепотом спросил у Ярдли Джеффрис.

— Нет. Если не забыли, мне запрещено предпринимать какие-либо действия.

Побагровев, Джеффрис отвернулся. Ярдли оставалось только гадать, какие гневные ругательства он мысленно обрушил ей на голову.

— Мистер Шелли, — продолжал Уэсли, — будьте добры, покажите, где в заявлении о принятии на работу в управление полиции Лас-Вегаса вы сообщаете о том, что вас выгнали из дорожной инспекции штата Невада?

У бывшего следователя перекосило лицо, он обливался по́том.

— Мне кажется, господин защитник, тут я должен умолкнуть.

— Судья уже предупредила вас…

— Я воспользуюсь Пятой поправкой.

Уэсли опустил заявление.

— В этом заявлении вы солгали, правильно?

— Я воспользуюсь Пятой поправкой и буду молчать.

— Вы солгали, когда работали в дорожной инспекции, причем под присягой, вы солгали, подавая это заявление, и вы только что солгали, давая показания по этому делу, не так ли?

— Я воспользуюсь Пятой поправкой и буду молчать.

Ярдли видела, что Шелли паникует. Пусть он и вышел в отставку, но, должно быть, его могут попросить и с нового места работы, если выяснится, что он обвинялся в лжесвидетельстве.

Если к Пятой поправке к Конституции прибегали в федеральном суде, это означало только одно: или всё, или ничего. Или бывший инспектор не сможет ответить ни на один вопрос, или ему придется отвечать абсолютно на все вопросы. Теперь Уэсли может сказать все что угодно, а Шелли не будет иметь права ему возразить.

— К вам обратилась мисс Ярдли, не так ли, мистер Шелли? Помощник федерального прокурора — фигура влиятельная. Она попросила вас об одном одолжении, да? «Помогите мне добыть какие-либо вещественные доказательства по этому делу».

— Опять же я воспользуюсь Пятой поправкой и буду хранить молчание.

— Она угрожала вам, требуя предоставить ей перстень и волосы, или же вы просто передали ей их, рассчитывая на то, что она расплатится с вами позже?

Наконец Джеффрис поднялся с места:

— Возражение, Ваша честь. Мистер Пол неправильно описывает вещественные доказательства и показания следователя. Он издевается над свидетелем. А также возражения еще по пяти пунктам.

Уэсли сделал шаг назад.

— Свидетель не будет отвечать на мои вопросы, Ваша честь. Согласно делу «Смит против Гебелла», мне разрешается последовательно задать ему все свои вопросы и выслушать, как он при ответе на каждый сошлется на Пятую поправку.

Сходив к своему столу, Уэсли взял другой документ и положил один экземпляр перед прокурором: это была копия решения Федерального апелляционного суда по Девятому округу по делу «Смит против Гебелла». Нужный фрагмент был выделен маркером.

— Я могу подойти к вам? — скромно поинтересовался Уэсли.

— Вне всякого сомнения.

Он вручил вторую копию судье Аггби. Если честно, Ярдли ничего не знала об этом процессе. Это было какое-то заурядное дело, которое рассматривалось в далеком 1977 году, однако Уэсли добавил к нему несколько недавних запросов, показавших, что никакой другой суд не пересмотрел данное решение и, следовательно, оно оставалось в силе. Выделенные фрагменты однозначно показывали, что он может задавать свидетелю любые вопросы, а тот при ответе на каждый должен ссылаться на Пятую поправку. Ярдли не сомневалась, что и Джеффрис также впервые видит это дело.

— Мистер Джеффрис, у вас есть что сказать? — спросила Аггби.

— Я хотел бы проконсультироваться по этому делу.

Судья усмехнулась — возможно, непроизвольно.

— Если честно, я тоже никогда не слышала об этом деле, так что, пожалуйста, дайте мне пару минут.

Она повернулась к компьютеру. Ярдли следила за Уэсли, прислонившимся к кафедре. Следователь Шелли жадно глотнул воды из пластикового стаканчика и вытер бумажной салфеткой вспотевший затылок. Джеффрис усиленно грыз кончик ручки, оставляя на нем следы зубов.

— Похоже, этот прецедент действует и по сей день, — по прошествии пяти минут сказала судья Аггби. — Мистер Пол, я разрешаю вам продолжать допрос свидетеля.

Шелли был похож на призрак. Пот, выступивший у него на лбу здоровенными каплями, струился по щекам и срывался на спортивную куртку, оставляя на ней темные пятна. Достав из коробки новые салфетки, бывший следователь опять промокнул затылок.

— Что вы получили от мисс Ярдли за то, что дали ей улики, которые она подбросила в мои вещи?

— Я воспользуюсь Пятой поправкой и буду хранить молчание, господин защитник.

— Она вам угрожала?

— Я воспользуюсь Пятой поправкой и буду молчать.

— У нее есть какие-то рычаги давления на вас? Вы давали ложные показания по другим делам, а она об этом узнала?

— Я воспользуюсь Пятой поправкой и буду молчать.

Так продолжалось добрых десять минут. Ярдли внимательно следила за присяжными; те вскоре перестали обращать внимание на происходящее. Они уже приняли решение: или поверили Уэсли в том, что Шелли — лжец, помогавший Джессике, или поняли, что им следует отбросить все, сказанное бывшим следователем, однако тот все-таки не опустился до того, чтобы вступить с ней в сговор и сфабриковать улики. Ярдли твердо знала о присяжных только одно: невозможно знать наперед, что они думают.

К моменту окончания первого заседания Уэсли выставил на посмешище всех допрошенных свидетелей. Следователь «убойного» отдела не смог объяснить, что такое ложно-положительное заключение и почему нельзя полагаться на показания свидетелей, после чего Уэсли с нудной дотошностью объяснил ему, что это такое, попутно преподав присяжным урок о ненадежности свидетельских показаний. Джеффрис ничего не смог на это возразить.

Эксперт-криминалист вынужден был признать, что анализ образца ДНК со стопроцентной гарантией может показать только то, какому биологическому виду он принадлежит. Что касается совпадения образца волос с волосами обвиняемого или жертвы, в лаборатории доля ложно-положительных результатов составляет шестнадцать процентов, а доля ложно-отрицательных результатов — четырнадцать процентов, на что Уэсли, повернувшись к присяжным, язвительно заметил: