— Мадди, — перебила она её сухо, — эти вопросы не требуют немедленного решения. Я хочу отдохнуть. Можешь идти.

Ольга не видела смысла заниматься подбором аксессуаров и обуви к туалету, который надевать не собиралась. К тому же раздражало любопытство Мадди, как и начала нервировать она сама. Недовольство ею матери Шэйлы и слёзы судомойки наталкивали на определённые мысли. Дыма без огня не бывает. Может быть, маркиза Стакей права, и стоит дать указание подобрать новую горничную? Только, какую найти причину для увольнения Мадди? Она безукоризненно справляется со своими обязанностями.

«Виконтесса» убрала с платья шаль и подвинула к себе коробку с лентами. Она никогда никому не показывала свои работы в процессе создания. Терпеливо и не спеша шла к завершению, вынашивая очередной новый замысел, придумывая рисунок вышивки, продумывая детали.

Сейчас, правда, было не до этого. Ольга вернула шаль на место, села ближе к окну и открыла книгу по этикету. Подготовка к предстоящему торжеству отнимала много времени. Хозяйка должна была решить уйму вопросов. К счастью, предполагался малочисленный неофициальный приём с застольем, танцами и карточными играми.

Ольга изучила список гостей. Некоторые имена были ей уже знакомы: герцог Аверилл Грандовер; виконт Джеймс Роулей и его сестра Саманта, а также их родители; вдовствующая графиня Мариам Линтон; сёстры леди Конни Карбрэй и леди Ирэн. Две семейные графские пары и один барон. Последним было вписано имя вдовствующей маркизы Веноны Генриетты Стакей. Да, «мамочка» появилась в последний момент.

Согласно количеству приглашённых гостей хозяйка должна была определиться с сервировкой стола, подачей блюд — одноразовой или в четыре приёма, — выбрать скатерть и салфетки и многое, многое другое. Меню уже давно было согласовано, как и покупка напитков.

Устав от чтения книги по этикету, Ольга потёрла покрасневшие глаза. Остатки хмеля бродили в теле, наполняя его ленивой негой. Клонило в сон.

А вот мысль, что она, наконец-то, сможет без помех дочитать фолиант и отвлечься от забот, связанных с предстоящим приёмом, приятно бодрила.

До ужина оставалась уйма времени и «виконтесса», задув керосиновую лампу, пошла в библиотеку.

Как она и ожидала, там было пусто и тихо. Затухали угли в камине. Лёгкое дуновение сквозняка донесло до неё горьковатый запах древесного дыма. Ольга бросила взгляд на стремянку. Она находилась, где и прежде, без стопок книг на ступеньках.

У ниши с закрытыми ставнями стоял стул и пюпитр. Рядом с ним в напольном канделябре тускло горели свечи.

На столе графа Малгри были разложены книги и журналы. Из солидной кожаной папки в мелких трещинках выбивались исписанные листы бумаги. В мягком приглушённом свете лампы светился хрустальный графин и низкий стакан с недопитым тёмным содержимым. На тарелке — остатки мясной нарезки и поджаренные кусочки белого хлеба.

В противоположность отцу, на столе виконта царил образцовый порядок. На краю — корешок к орешку — лежали несколько новых книг. Ольга полистала «Дневник путешествий» Р. Т. Вильсона и «О первых Российских путешествиях и посольствах в Китай» Г. Ф. Миллера — книги о путешествиях.

— Однако, — прошептала она, возвращаясь к пюпитру. Неужели ей придётся прочитать эти книги, чтобы найти общий язык со Стэнли?

Ей послышался едва различимый стук, непонятно откуда нёсшийся. Показалось? Ольга прислушалась. Монотонное постукивание повторилось и оборвалось.

Что-то гремит на улице, — решила она.

Выпрямившись и прогнувшись в спине, «виконтесса» потёрла виски. Растерянно погладила шероховатую поверхность последнего листа рукописи.

Снова держала в руках обёртку от шоколада и вдыхала въевшийся в неё запах старой бумаги.

Перевернула фолиант, открывая его с другой стороны. Листала страницы, всматриваясь в непонятные символы древнего алфавита, и думала, думала…

Аллигат…

Перевёртыш…

Вот и встретились две истории — одна на старонемецком языке, другая — на русском. Каждую из них способен прочитать не всякий желающий, а только избранный.

В который раз любовалась семейной идиллией Бригахбургов на картине. Четверо детей! Как же это прекрасно! Просматривала листы со съеденным временем текстом и жалела, что так никогда и не узнает, почему нет на портрете ребёнка, которого ждала пфальцграфиня. Был ли это несчастный случай во время беременности или ребёнок умер уже родившись? Больнее всего было думать, что мать похоронила…

Возобновившийся еле уловимый стук отвлёк Ольгу от грустных мыслей. Подумалось, хорошо, что окно её спальни выходит на другую сторону. Подобные звуки, происхождение которых не можешь объяснить, способны надолго лишить покоя.

Она отошла к окну и поправила портьеру, закрывая зияющую чернотой щель. По подоконнику ощутимо дуло. Крепчал мартовский ветер, бросая в окна горсти редких дождевых капель. Вспомнив о забытой в своей комнате шали, Ольга обняла себя руками, пытаясь согреться. Пора уходить.

Вернулась к портрету, не спеша закрывать ставни. Будто выжидала, что женщина и мужчина расскажут ей, как сложилась их дальнейшая жизнь. Но больше всего интересовало…

— Шэйла? — услышала она тихий голос лорда Малгри.

Он стоял у своего стола со стаканом в руке и, кажется, не сразу заметил виконтессу. Сгустившаяся темень, неподвижность и тёмное платье делали её неприметной.

Ольга улыбнулась. Весь какой-то взъерошенный, его сиятельство был похож на… подмастерье. К запыленному переднику с нагрудником прицепились тонкие бумажные обрезки. Закатанные выше локтя рукава грубой холщовой рубашки открывали крепкие предплечья.

— Я тебя не сразу заметил, — подтвердил он её догадку. Окинув столешницу быстрым взглядом, в два глотка допил содержимое стакана. Не морщась, глубоко втянул воздух. Выдохнув, закусил тоненьким ломтиком мяса.

— Я собиралась уходить, — отвернулась Ольга, впервые подумав о том, что не знает имени мужчины, который ей очень нравится.

Бережно закрыв фолиант, она вернула его на место.

Подошёл лорд Малгри и затворил ставни.

«Виконтесса» отставила канделябр и жадно вдохнула донёсшийся до неё аромат знойного лета и вызревшей чёрной вишни. Задержала дыхание.

— Значит, дочитала рукопись, — сказал Мартин, убирая в сторону пюпитр.

В его голосе Ольге послышалась печаль.

— Дочитала. Но вот всё думаю, почему на картине нет ещё одного ребёнка? Судя по всему, он должен был родиться третьим по счёту. В рукописи написано о двух детях: старшей девочке Стефании и мальчике Николасе. В конце фолианта Вэлэри пишет, что снова ждёт ребёнка. Потом с большим перерывом один за другим рождаются ещё двое детей. На вашем семейном древе у Бригахбургов тоже четверо детей?

— На на́шем древе, Шэйла, — поправил её Мартин. Что он мог сказать? То, что женщина понимала и сама. Он смотрел на неё и видел в её глазах беспокойство. Чем она так растревожена?