Лика оглянулась.

– Вы же напишете правду?

– Постараюсь.

– Петр Федорович ее не скажет!

– Он лжец?

– Ой! Нет, конечно, – возразилаЛика, – Мясоедов святой!

– Так уж прямо и без недостатков! –подначил я девушку.

– Абсолютно! – с жаром воскликнулата. – Ну разве что…

– Что? – улыбнулся я.

Лика засмеялась:

– Петр Федорович ребенок, он ничего невыбрасывает, даже конфетные фантики. Угостит его кто, он съест шоколадку, аобертку в коробочку прячет! Все хранит! У него кабинет на музей похож! Один разНеля у него прибрать решила. Мясоедов в отпуск ушел, а Самойленкова часть его,как ей показалось, ненужных бумажек выбросила. Представляете, он это заметил!Так расстроился.

Фамилия Самойленкова показалась мне знакомой,но Ликино тарахтение мешало сосредоточиться.

– Петр Федорович Неле ничего не сказал,но было понятно, как он расстроен. Он никогда людей не ругает, если по работене накосячили, и не понимает, что кое-кто его использует. Есть у нас такиекадры! Ничего не соображают, аппендицит от туберкулеза не отличат. Такие перцы!Та же Неля. Я вам о ней потом расскажу! Ловко она спецпалатами рулит! Мясоедоваобманывает!

– Какими палатами? – переспросил я.

Лика округлила глаза.

– Я вас покараулю и все-все объясню!Напишите правду про Нельку, ее от нас уберут! Ишь устроилась! Два дня тутконсультирует, а всех строит! Мы пришли, вам сюда.

Лика распахнула большую, неожиданно темную длябольницы дверь и заорала, как глашатай на базарной площади в воскресный день:

– Петр Федорович! Я привела журналиста!

Полный мужчина, сидевший за большим письменнымстолом, уронил очки, потом вежливо сказал:

– Спасибо, Лика, попроси, пожалуйста,чтобы нам принесли чаю, или вы желаете пообедать? Только скажите, еду доставятиз столовой, у нас хороший повар.

– Благодарю, но я не голоден, –улыбнулся я, – вот от чая не откажусь.

– Присаживайтесь, – радушнопредложил Петр Федорович, – устраивайтесь, где поудобней. У меня тутслегка захламлено, надо бы порядок навести, но выбросить ничего не могу, это жепамять.

Я сел в кресло и невольно вздохнул. Рабочаякомната Мясоедова похожа на жилище Плюшкина. И если присутствие огромногоколичества книг на полках и фотографий пациентов с благодарственными надписями,развешанных на стенах, вполне оправданно, то как объяснить наличие катушекниток, аккуратно сложенных пластиковых пакетов, поломанных чайных ложек,спичечных коробков, разномастных пачек сигарет, тупых карандашей, гор ластиков.А вот и коробочка, заполненная фантиками!

– Ну, голубчик, – потер рукиМясоедов, – ваш редактор звонил мне, просил незамедлительно встретиться скорреспондентом, который хочет писать материал о нашей клинике.

Я кивнул. Каюсь, я прикинулся редакционнымначальством и был немало удивлен, когда Мясоедов согласился на интервью.

– Через три месяца клиника отметит своепятидесятилетие, – сказал Петр Федорович, – конечно, хочется, чтобыпресса сообщила о наших людях!

Удивление прошло. Вот в чем дело! Впередиюбилей! Теперь понятно, отчего Петр Федорович сразу решил принять журналиста!

– Мы тут подготовили для корреспондентовсправочку, – сказал хирург, – вот, держите. Здесь все: цифры,достижения, имена сотрудников. Полная информация!

– Спасибо, но хочется услышать ещенесколько историй, – решил я хватать быка за рога, – и не все у вас,наверное, прекрасно!

– Вы о чем? – заморгал Мясоедов.

– Иногда ведь больные умирают?

– Увы, – развел рукамихирург, – но не всегда в летальном исходе виноват врач. Вот свежий пример.Позавчера привезли школьника с перитонитом, операция шла шесть часов! Неспасли! Отец мальчика пообещал в суд подать, обозвал нас «убийцами в белыххалатах». Но обвинение несправедливо! Мать несчастного ребенка фактически убилаего! Представляете, сын жалуется на боль в эпигастрии, а родительница вместотого, чтобы немедленно идти к врачу, начинает сама лечить мальчика. Онапоставила ему клизму, положила на область живота горячую грелку и трое сутоккормила коктейлем из аспирина, анальгина да ношпы. Решила: у ребенка желудочныйгрипп.

– Вы, конечно, рассказали эту историюотцу умершего? – поинтересовался я.

– Нет, – ответил Мясоедов, –если семья обратится в суд, тогда, конечно, придется. Но пока я промолчал. Имжить дальше, а как быть с пониманием того, что жена практически убийца?

Я покосился на Петра Федоровича. С однойстороны, его позиция христиански милосердна, несчастного парнишку все равно невернуть. С другой – вдруг у мамаши-идиотки есть другие дети и у них тожеслучится аппендицит? Похоже, болтливая Лика права: профессор абсолютнонеконфликтен.

– А в случае с Людмилой Брин нашливиновного? – спросил я в лоб.

– Это кто? – заморгал Мясоедов.

– Несколько лет назад вы пытались спастидочь эстрадной певицы Алины Брин. Ее ранил киллер, убивший отца девочки,Александра Сухова.

– Вспомнил! – воскликнул ПетрФедорович. – Ужасная история! На бизнесмена напали в его собственном домеи застрелили. Предположим, он кому-то насолил и с ним решили расправиться. Норебенок! С какой стати лишать жизни крошку?

– Может, она видела исполнителя? –предположил я.

– Девочка спала в своей кроватке,помнится, меня еще удивила человеческая жестокость. Стрелять в мирно спящегоребенка! Это кем надо быть? А их нянька? Знаете, меня так поразил тот случай,что, когда у моей дочери родился Слава, я категорически запретил наниматьпостороннюю женщину в дом. Детей обязана воспитывать мать! Хотя если вспомнитьпогибшего от аппендицита ребенка…

– А что там было с нянькой? –заинтересовался я.

Мясоедов подпер подбородок кулаком.

– Несчастье случилось ввоскресенье, – начал он, – меня вызвали из дома, Неля звонила, онасказала: «В клинику везут дочь очень известных людей, крупного бизнесмена ипопулярной певицы. Предположительно у девочки несколько ранений, одно в грудь,другое в голову. Стреляли наверняка, хотели убить, но она пока жива».

Я весь превратился в слух, а Петр Федоровичподробно описывал случай.