— Но если он кинул еще и чикагских парней, с которыми ходил на дело, то с ним точно можно попрощаться.

— А я вот с ним не прощаюсь! Если он не вернется и никак не объявит о себе, мы его заебашим. Он себя подставил этими телефонными звонками. Тут что-то не сходится. Никто не станет так рисковать и звонить в отель. Какое им вообще дело до тебя? Донни, пора действовать. Иди арендуй тачку по кредитке и отправляйся в два места. Сначала в аэропорт Милуоки, а потом в Чикаго — и тоже в аэропорт. Ищи его тачку. Если она в любом из аэропортов, он нас кинул.

— Предположим, я нашел тачку. Дальше что?

— Я приеду, и мы взломаем багажник. Там будет либо его тело, либо твои шмотки.

Я выждал шесть часов — ровно столько времени у меня ушло бы на поездку до Чикаго через аэропорт Милуоки. Мне оставалось только сидеть в номере мотеля, смотреть телик и наблюдать за снегопадом на улице. Заказывать еду или отвечать на телефон я не мог, иначе меня бы вычислили.

Вечером я позвонил Левше и рассказал ему, что в аэропорту Милуоки тачки не оказалось. Но в Чикаго парковщики узнали машину по описанию и сказали, что день назад видели похожий белый кадиллак. Его везли на полицейском эвакуаторе, и парковщики слышали, как копы что-то говорили про кровь на заднем сиденье.

— Его грохнули, старина, — подытожил я.

— Очень мутная история. Не верю.

— Дружище, я больше не могу тут торчать. Бабок нет, шмотки уже два дня не менял. Короче, я лечу обратно.

— Ладно. Возвращайся, но не светись. Не попадайся Майку на глаза. И слушай сюда, Донни. Если бы я тебя не любил так сильно, ты бы уже сдох нахуй. Майк тебя любит гораздо меньше.

Я улетел из Милуоки. Да, в Нью-Йорке меня ждали серьезные разбирательства. Я так и не выяснил, чем мы отпугнули Фрэнка Балистриери. Оставалось надеяться, что мы грамотно замели все следы. И тогда меня могут наказать, но точно не убьют — с этой мыслью я и отправился в Нью-Йорк.

12

Черный Сонни

Меня не наказали. Не поставили на испытательный срок. Правда, Майк Забелла принял меня очень холодно, но что взять с непосвященного? Все просчеты списали на мою неопытность. Левша при каждом удобном случае припоминал, как Тони Конте обставил меня на двести штук баксов. Следующие несколько месяцев я мотался по стране, делая вид, что ищу прибыльное дельце.

В июле звонок Левши застал меня в Майами. «Дуй за нью-йоркскими газетами, тут такое произошло!» — велел он.

Убили Кармина Галанте. Глава семьи Бонанно вышел из федеральной тюрьмы в Атланте всего несколько месяцев назад. Я сразу вспомнил, как охранял Галанте вместе с Левшой возле «Каса белла» и боялся схватить пулю. И вот, пожалуйста: Галанте занял собственной персоной передовицы нью-йоркских газет. На снимке он лежал на спине в луже крови, намертво зажав сигару в зубах. Трое неизвестных застрелили его за обедом на заднем дворе итало-американского ресторанчика «У Джо и Мэри» на Никербокер-авеню в Бушвике — этот район Бруклина кишел мелькающими. Хозяина заведения и его приятеля тоже убили. Было установлено, что с Галанте обедали двое: его телохранители Бальдо Амато и Чезаре Бонвентре. Именно этих мелькающих я как-то видел возле клуба «Тойленд». После нападения они сбежали.

Я перезвонил Левше:

— Охренеть.

— Грядут большие перемены.

— Ну а нам-то что делать?

— Не по телефону. Приезжай.

Убийство главы семьи — это всегда не конец, а только начало событий. Если одна коалиция получала от Комиссии разрешение на устранение босса, все сторонники или работавшие на убитого были обязаны перейти на сторону этой коалиции. В противном случае начиналась зачистка, которая шла до полной победы или полного поражения одной из сторон. Это может продолжаться годами. Я не понимал расклад сил и не мог представить, на чью сторону перейдет Левша. Он всегда говорил, что ненавидит Галанте, но этого было явно недостаточно. Мелькающие считались ярыми сторонниками Галанте, но в итоге два главных мелькающих сразу слиняли после убийства босса, что указывало на откровенную подставу. Вся эта путаница мешала мне сделать правильный выбор.

Мы встретились с Левшой на Мэдисон-стрит возле его кондитерской.

— Расти Растелли возглавил семью, — информировал Левша. — Он тоже сейчас на нарах. Мы с тобой теперь под Черным Сонни, он посвященный капитан. Ему передали всю банду Майка.

Доминик «Черный Сонни» Наполитано представлял бруклинскую часть семьи Бонанно. Я видел его пару раз, но вообще каждый обитал в своем районе: бруклинские в Бруклине, манхэттенские в Манхэттене, так было заведено. Сонни до этого времени был вне действия моей операции, поскольку не вылазил из тюряги за угоны.

— А что с Майком? — спросил я.

— Майка с Ники должны были завалить, но за них вписалась куча народу. Отделались понижением.

Забеллу и Маранджелло разжаловали до обычных солдат уровня Левши. И это им еще очень повезло.

— А с нами что? — спросил я.

— Живи как жил. Хотя я думал, что меня завалят.

Как рассказал Левша, после убийства Галанте ему позвонил Черный Сонни. Сонни знал, что Левша работал на Забеллу, но все равно позвал его на ночное собрание к себе в «Моушн лаундж», заведение на пересечении улиц Грэм и Уизерс в Бруклине. Разумеется, Сонни запретил Левше рассказывать кому-либо про встречу.

— Я сразу подумал, что меня будут валить. Мы с Майком всегда вместе работали, — рассказывал Левша. — Приказали явиться, запретили рассказывать. Вот такая вот хуета. Но выбора у меня не было, Сонни сейчас на коне. Короче, поехал я к нему в Бруклин.

Встреча прошла в дружественной обстановке. Сонни дал Левше весь расклад: кого убили, кого продвинули в капитаны и так далее. Джоуи Массино, жирный тип, которого я постоянно видел в клубах, поднялся до капитана. Сэл Каталано, еще один тип из «Тойленда», стал главным по мелькающим. Того самого Чезаре Бонвентре, молодого и хитрого мелькающего, который находился с Галанте в момент убийства, тоже сделали капитаном. В двадцать восемь лет он стал самым молодым капитаном в семье. Левше дали выбор: работать либо на Сонни, либо на Джоуи Массино. Сонни хотел, чтобы Левша остался с ним.

— Ну я и говорю: мол, Сонни, я с тобой.

В криминальных кругах принято интересоваться только теми вещами, которые касаются тебя напрямую. Естественная для обычного человека любознательность — плохое качество для правильного парня. Он никогда не станет бегать