– Вот она, подпись, собственноручная!

– Какая подпись, Родион? Я тебя не понимаю!

– Не сдала. Все. Хватит с меня. Уроки иди учи.

Меглин быстро уходит в противоположном направлении. Есеня кричит:

– Стой, куда ты?

– Где меня никто не ждет!

Есеня подключает камеру к компьютеру.

– Камеру установили какие-то орнитологи. Проверяли не часто. Я изъяла все записи, за полгода. Может быть, он засветился раньше, без маски – пока готовился.

Есеня, уже зная тайм-код, демонстрирует Зуеву момент убийства девушки, заснятый этой камерой.

– Лица не видно. Но видно кое-что другое. Когда он входит в кадр. Он прячет ножницы.

– И что?

– Зачем он их доставал?

– Проверял?

– Что? Он оставлял отметку.

Есеня протягивает ему телефон.

– На соседней лавочке. На спине лавочки вырезано – 42099. Это их знак. И вот еще смотрите.

Есеня снимает с доски фото скрина из первого убийства, там, где мальчика сталкивают с эстакады. К нему протянута рука убийцы. Кофта задралась. На руке видна часть татуировки. Две цифры, четыре и два.

– Я везде искал, без понятия, что за цифры.

– Я тоже.

Зуев забивает цифры в поисковик.

– Ничего…

– Когда он писал на бумаге, цифры шли с пробелами. Попробуйте четыре – двадцать – девяносто девять.

Зуев нажимает клавишу. Их лица меняются.

– Двадцатое апреля девяносто девятого. Массовое убийство в школе Колумбайн.

Зуев встает, идет к своему столу, роется.

– Что?..

– Не знаю, может, совпадение… Вот. В прошлом году. Двадцатого апреля. На конкурсе хорового пения. Подросток повесился.

Женя смотрит, как Есеня чистит ему апельсин. Он тянется к ней, чтобы поцеловать. Смотрит в глаза, считывая малейший намек на напряженность или недоверие. Он целует ее, и она неосознанно чуть отстраняется.

– Что?

– Ничего.

Она целует его. Он отвечает. Тянется к ней. Охает.

– Что?..

– Больно… Блин… Ай… Зараза…

Женя откидывается в кровати.

– Прости. Не боец…

– Справлюсь. Жень, я хочу, чтоб ты снял слежку.

– Исключено. Меглин напал на меня, может и на тебе отыграться.

– Этот мальчик его не остановит, если что. Это раз.

– Будет еще два?

– Он хочет говорить со мной. Значит. Пока я слушаю – я в безопасности.

Женя смотрит долго и пристально.

– Знаешь, я… когда мы стали встречаться, я… решил. Все, Женя. С ней – по-другому. Это навсегда. Я реально, с психологом тер. Типа, как создать гармоничную пару.

– И как?

– Доверие. Все в доверии. Доверяй другому, как себе, больше, чем себе. Тогда сработает. Если считаешь так – давай попробуем.

– Спасибо, Жень.

На следующий день Есеня приезжает в отделение полиции, где в кабинете Зуева сидят зажатый парень лет пятнадцати и его подтянутая мать. Шагнув в кабинет Зуева, она садится напротив.

– Слава, ты дружил с Даней. Год назад он покончил с собой. Ты подтвердил, что он говорил о самоубийстве перед этим. Но, кроме тебя, этого никто не слышал.

– Вы моего сына во вранье обвиняете?

Есеня кидает взгляд на мать.

– Я ни в чем не обвиняю. Но он мог испугаться. Тебе нечего бояться, Слава.

Слава выглядит растерянным.

– Расскажи еще раз, что ты помнишь.

Перед глазами парня всплывает страшная картина прошлого года.

Хор поет. Слава – среди выступающих. Тоже поет. Песня заканчивается. Под аплодисменты опускается занавес. На этой конструкции – повешенный мальчик. Истошные крики из зала. Люди вскакивают с мест. Указывают наверх. Слава задирает голову. С колосников свисают ноги подростка. Славе нелегко вспоминать это, он уставился в пол.

– Он говорил, что ему интересно, что там… на другой стороне… Вы думаете, это не самоубийство?

– Спасибо.

Сотрудник кладет на стол папки с фотографиями подростков – в основном школьные.

– В хоре сорок шесть человек. Сорок пять – Славу не считаем…

– Сорок шесть. Считаем всех.

Есеня раскладывает на столе фотографии, вглядываясь в лица подростков. Обращается ко всем сотрудникам в комнате:

– Мы предполагаем, что год назад было совершено убийство. Участник – или участники – хора повесили Данилу Захарова. Это был их звездный час. Об этой смерти тогда говорили все, а значит – говорили о них. И они решили повторить. Они готовились. Все продумали. И сейчас повторяют.

Стол покрыт фотографиями подростков. Все 46 человек.

– …Проверяем всех. Детские травмы. Из каких семей. Конфликтность.

Есеня задерживается взглядом на фотографии Славы. Слава с матерью проходят в квартиру.

– …Мам, ну, я отойду – ненадолго…

– Нет, теперь будешь дома сидеть!

– Мам, это год назад было…

– Время свободное?! Будешь репетировать!

Слава плетется в свою комнату. Обычная комната мальчика-подростка. Плакаты. Бардак. Открыто окно. Слава закрывает дверь. Уныло проходит к письменному столу. Садится спиной к окну. Мать Славы проходит по комнате. Мимо пианино, к шкафу. Достает аптечку. Накапывает корвалол, шевелит тонкими губами, отсчитывая. Не успевает выпить – крик. Она бежит в комнату сына и дергает за ручку – закрыто.

– Слава! Слава, что с тобой, открой!!

Всхлипывания и стоны изнутри. Звон битого стекла. А потом – щелкает замок. И чуть ли не на руки матери падает Слава. Из спины торчит воткнутый карандаш. Есеня заглядывает в палату – Слава под капельницей, спит. Мать рядом, держит его за руку, обращает к Есене заплаканное лицо. Зуев, инструктировавший охранника-мента, у дверей, рядом с Есеней.

– Он видел, кто напал?

– Нет. Второй этаж, открытое окно. Обернуться не успел. Почему карандаш?

– Карандаш, огонь, вода. Вторая часть считалки. Как он?

– Нормально. Ну, с учетом обстоятельств. Удар не слишком сильный, врач сказал, еще пара сантиметров – и все. А так обошлось. Слава богу…

– Охрана?

– Выставим.

Врач демонстрирует Есене снимки.

– Видите, угол, под каким вошел под кожу? Вот смотрите – это так.