и послы — принимались ею в роскошном парадном зале Версаля, где располагалось только одно кресло. Из этого следовало, что всем остальным присутствующим полагалось стоять.

На месте, где были похоронены ее мать и дочь, а это было в самом центре Парижа, она, выкупив землю, соорудила роскошный мавзолей. Родственники маркизы, а также все те, кому она благоволила, дожидались своего часа: кто-то из них выдавался замуж за родовитого жениха, кому-то сваталась богатая невеста, дарились должности, пожизненные ренты, титулы, награды.

А что в итоге? Никакой благодарности и лишь одно нескрываемое, а порой и публичное осуждение ее расточительности. Было подсчитано, что на свои увеселительные затеи она израсходовала четыре миллиона ливров, а ее «хвастливое меценатство» обошлось казне в восемь миллионов ливров.

Строительство было второй после театра страстью маркизы. Она владела таким количеством недвижимости, которое вряд ли даже снилось любой другой королевской фаворитке. Каждое ее новое приобретение подразумевало основательную перестройку, если не снос, и обязательно в соответствии со вкусами хозяйки. Зачастую маркиза сама набрасывала на бумаге контуры будущего здания. Причем в этих проектах тяготение к архитектурным формам рококо неизменно сочеталось со здравым смыслом и практичностью.

Если маркизе не хватало денег на очередную строительную затею, она продавала уже возведенное здание и с увлечением принималась воплощать в жизнь новую идею. Последним ее приобретением стал Менарский замок на Луаре, которым, впрочем, ей так и не удалось толком попользоваться. Она купила его в июне 1760 года за 800 000 ливров. В замке она побывала всего пару раз, а потом отписала его брату, и тот стал жить там после ее смерти.

Принцип изящной простоты и максимальной приближенности к живому миру природы был положен маркизой и в планировку парков. Она не любила больших четко размеченных пространств и излишней помпезности. Заросли жасмина, целые опушки нарциссов, фиалок, гвоздик, островки с беседками посреди неглубоких озер, кусты роз излюбленного маркизой «оттенка утренней зари» — вот ее предпочтения в ландшафтном творчестве.

Королевские дворцы и загородные резиденции Людовика XV также подвергались изменениям в соответствии с ее вкусами. Не избежал этого даже Версаль.

За годы пребывания в королевском дворце маркиза де Помпадур стала женщиной практичной и весьма циничной; во всех сборниках афоризмов содержится ее знаменитое высказывание: «После нас хоть потоп…».

Но не только этим ограничивается ее вклад в культурное наследие человечества. Перечисление можно начать с бриллиантов, огранка которых до сих пор называется «маркиза» и своей формой напоминает рот фаворитки. Маленькая сумочка «ридикюль» из мягкой кожи — тоже ее изобретение. Она ввела моду на восточные росписи тканей, тонкие каблуки и высокие прически. Она придумывала образцы нижнего белья и отделочной тесьмы. А шампанское? До маркизы де Помпадур его разливали в узкие бокалы, по форме напоминающие тюльпаны, с ее же появлением стали использовать широкие чашеобразные бокалы, изобретенные, по преданию, лично Людовиком XV. Именно такой формы была грудь маркизы де Помпадур, что соответствует объему в двести миллилитров согласно метрической системе. О магической силе волшебных пузырьков хорошо известно прекрасной половине человечества, запомнившей секрет великой соблазнительницы маркизы де Помпадур:

«Шампанское — единственное вино, после которого женщины остаются красивыми».

Все эти покупки, все это царское богатство, с которыми маркиза порой не знала, что и делать, были очень полезны для художников: надобно было украшать все эти дворцы, надобно было писать в различных видах то портреты, то прихотливые заказы фаворитки. Все эти Пино, Габриэли, Ля Туры и Пигалли постепенно стали обыкновенными застольными собеседниками маркизы де Помпадур. И ведь это именно им досталась большая доля того богатства, которым обладала фаворитка короля. И именно с маркизы де Помпадур искусство вошло в материальную жизнь и преобразовалось, чтобы сделаться не только приятным для глаз, как это было раньше, но и полезным. Все эти тысячи безделушек, которыми эта удивительная женщина окружила себя, все эти сотни ее выдумок сделались настоящими художественными произведениями, и до сих пор модные и богатые женщины удостаивают покровительством своего вкуса те дорогие вещи, которым маркиза де Помпадур дала свое имя.

А ведь еще были политика и экономика. Биограф маркизы Пьер де Нольяк писал:

«Если бы она не вошла в жизнь Людовика XV, события развивались бы совсем в другом направлении: была бы совсем другая политика в вопросах финансовых, религиозных, а быть может, и в дипломатических отношениях. Но эта женщина, умная и к тому же умеющая пользоваться своим умом, подчинила себе монарха, властителя королевства, относившегося к власти ревностнее, чем сам Людовик XIV».

А вот мнение историка Анри Мартена:

«Это была первая подающая надежды премьер-министр женщина, появившаяся в Версале. Маркизе де Помпадур суждено оказалось править почти столько же, сколько самому де Флери».

И правда, власть маркизы с каждым годом становилась все сильнее. И вот она уже негласная правительница Франции, расположения которой ищут все ведущие иностранные державы. Так что же, маркиза де Помпадур достигла вершины славы и счастья? Да ничего подобного! Ее ни на день не оставляла самая тяжелая борьба в ее жизни, борьба, в которой не бывает победителей, ибо сражаться маркизе приходилось с самой природой, которая щедро одарила ее всевозможными талантами, но дала слишком хрупкое тело.

После смерти дочери маркиза сильно сдала и подурнела. Ее постоянно беспокоили боли в сердце, она редко бывала полностью здорова. Единственной наградой за ее страдания оставалась неизменная дружба короля, который посвящал ей каждую свободную минуту. Свободную от государственных дел и… «Оленьего парка». Когда они находились вместе, они были похожи на супружескую пару, прожившую в браке не один десяток лет.

* * *

Купленное маркизой де Помпадур в начале 1760 года очередное имение носило название Севр и находилось недалеко от Белльвю. Не питавшая симпатии ни к чему немецкому и возмущавшаяся засильем саксонского фарфора, она решила создать там собственное фарфоровое производство.

Приняв такое решение, она показала королю, что ежегодно из казны тратится по 400 000–500 000