Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Процесс начался лишь 17 марта. На десятый день суд вынес приговор Дамьену. Виновного приговорили к мученической смерти на Гревской площади. Согласно приговору, «ему щипцами вырвут мускулы на ногах, руках, груди, ягодицах; правая рука его, поднявшая нож, будет сожжена на медленном огне, а места, где пройдутся щипцы, зальют расплавленным свинцом, кипящим маслом, раскаленной смолой, расплавленными вместе воском и серой. Далее его тело разорвут на куски четыре лошади, эти части тела затем сожгут, а пепел развеют по ветру». Выслушав эти подробности, Дамьен, покачав головой, прошептал:
— Ну и трудный же предстоит денек…
Пока судьи оглашали приговор, плотники возводили вокруг Гревской площади заграждение, чтобы жадная до такого рода представлений публика не помешала палачу.
27 марта генеральный прокурор принимал заинтересованных в этом деле посетителей. Это были изобретатели, любезно согласившиеся предложить собственные способы пыток. Один советовал вогнать под ногти приговоренного коноплю, пропитанную серой, и поджечь. Другой — снимать с Дамьена кожу по частям и на оголенные мышцы лить расплавленное железо. Третий принес небольшое приспособление, изготовленное им в трудные минуты жизни: при использовании его глаза покушавшегося выскочили бы из орбит, «как лягушки». Все эти добрые малые соответственно своему вкусу и средствам хотели помочь палачам. Но ни одна из их интереснейших идей не нашла применения…
На рассвете 28 марта Дамьена привели на Гревскую площадь. Внушительная толпа, собравшаяся за заграждениями, ждала казни с вечера. Крыши всех близлежащих домов и даже дымоходы были облеплены людьми. Какой-то бедолага, а за ним еще и женщина даже упали на площадь, поранив других. Зато освободилась пара мест, которые тут же были заняты. Женщин вообще было очень много, почти все — во вполне изысканных туалетах. Они не отошли от окон и легко перенесли мученическую смерть осужденного, что не делает им чести.
Казнь началась в пять часов. Сначала палач сжег руку, державшую нож, потом начал орудовать щипцами. Жуткие крики Дамьена вызывали восхищенные возгласы толпы. Затем его четвертовали, что оказалось делом весьма непростым из-за крепкого телосложения смертника. Пришлось даже добавить двух лошадей. Поскольку никак не удавалось разорвать его на четыре части, обратились в городскую ратушу с просьбой разрешить надсечь связки. Сперва в этом было отказано, чтобы не уменьшать мук осужденного, но, в конце концов, пришлось это позволить. Дамьен закричал, но не произнес ни единого проклятия. Сначала были оторваны ноги, затем плечо, и когда Дамьен в шесть часов пятнадцать минут испустил дух, четыре его конечности и тело были сожжены на костре.
Маркиза де Помпадур была отомщена.
Король же, едва оправившись от пережитого, снова начал скучать. Возобновившиеся посещения «Оленьего парка» не помогали. Более того, там с королем произошла совсем неприятная история. В первый же день своего появления он нашел там прекрасное юное создание в слезах. На вопрос, что же ее так опечалило, бедняжка отчаянно заголосила:
— Пусть вы король этой страны, для меня это ничто, ведь вы — властитель моего сердца! Я думала, что сойду с ума, когда услышала о попытке вас убить!
Людовик XV, страшно раздосадованный тем, что его узнали, поцеловал девушку и выбежал из комнаты. В этот же вечер «слишком догадливая» юная особа была отправлена в сумасшедший дом…
* * *А тем временем недавно начавшаяся война «набирала обороты». Прусский король Фридрих II занял Саксонию, оккупировал почти всю Чехию и начал осаду Праги. У мадам де Помпадур вновь появилось много работы: она принялась снимать и назначать генералов, руководить армиями, двигать полки и дивизии. Так уж сложилось, что при Людовике XV все совершалось при ее непосредственном участии. К тому же единственный великий полководец Франции — маршал Мориц Саксонский — к тому времени уже умер (его не стало 30 ноября 1750 года) и был захоронен в Страсбурге.
Этой работе маркиза отдавалась полностью. Она почти не покидала свои апартаменты, много общалась с различными министрами и почти отказалась от увеселительных светских мероприятий.
В конце весны 1757 года маркиза де Помпадур, успешно решившая свои проблемы с мадам д'Эстрад и мадам де Шуазель-Романэ и недовольная слишком медленным ходом военных действий, позволила себе вмешаться в стратегические планы французского командования. Как водится, сделала она это со свойственной многим женщинам непосредственностью. Она взяла и послала маршалу д'Этре, назначенному командовать королевской армией в Германии, письмо со своими соображениями по поводу военных действий. В приложении к этому письму она представила ему некое подобие карты, губной помадой и «мушками», предназначенными для имитации родинок на лице, отметив на ней различные пункты, которые, по ее мнению, следовало атаковать или защищать.
В качестве объекта для немедленной атаки маркиза де Помпадур выбрала Ганновер. Рассуждала она так: Англия выступила на стороне Пруссии — это понятно, ведь Фридрих II был сыном Софии-Доротеи Английской, родной сестры английского короля Георга II. В январе 1756 года Англия и Пруссия заключили Вестминстерскую конвенцию, один из пунктов которой гласил:
«Если любая иностранная держава предпримет вторжение в Германию, две договаривающиеся стороны объединят свои усилия для наказания этих нарушителей и сохранения спокойствия в Германии».
Для наказания нарушителей? Да это Англию, первой начавшую войну, нужно было в первую очередь наказать. Но французский флот всегда уступал английскому. Для того, чтобы понять это, не нужно было быть особым специалистом. Но на континенте у англичан было одно уязвимое место — Ганновер. Почему Ганновер? Да потому, что английский король Георг II являлся одновременно и курфюрстом Ганноверским.
Все это было очевидно и без вмешательства маркизы де Помпадур. Можно себе представить недоумение маршала д'Этре, внука знаменитого при Людовике XIV министра маркиза де Лувуа и одного из лучших, по мнению многих современников и историков, французских полководцев, когда он получил нарисованные «мушками» и губной помадой «планы» королевской фаворитки. Недоумение — это еще мягко