Нет. Пусть лучше Гинтаре обходит его десятой дорогой. Это правильно.

А еще он сильно ошибся, полагая, что она купится на уловку и со страху или в погоне за тенью своего родителя выболтает всю правду о произошедшем в Лизке.

А ведь все было слишком серьезно. Служители Гильтине шли по следу той, которая носила дар богини-отступницы. Очень скоро они настигнут ее. А Гинтаре, которая находилась в слепом неведении о пропасти, над которой ходит, могла пролить свет на объект их поисков. Ответить на вопрос: существует ли на самом деле девушка с даром смерти?

Кто она? Где ее искать?

Но юная леди Браггитас была упряма и несговорчива. А ведь Каррег так и не связался с ним больше, и старик вайдил исчез после нападения на обитель.

Дочь Инге занимала все его мысли. Он не мог перестать думать о ней даже тогда, когда явился его подопечный, чтобы сообщить, что все готово для завтрашнего утра.

Пусть Гинтаре Браггитас еще больше возненавидит его за это. Так тому и быть. Однако более подходящего момента просто представить себе нельзя. Она примет это, пусть и обидится, станет презирать, но это уже другая история. Скоро Гинтаре отдаст свое сердце другому. А ему — неприкаянному Майло Вардасу — останутся воспоминания о том, что он слышал мимолетную, пусть и короткую, песнь любви от солнечной девочки. Это будет его сокровищем и проклятием на всю оставшуюся жизнь.

Впервые в эту ночь ему не приснились кошмары прошлого. Во сне он видел ее… застывшую в мягких лучах, объятую светом, словно в янтаре.

И это было прекрасно.

Жила-была Силике — простая девушка. Добрая и нежадная. Ее все знали в деревне, знали и любили, потому что не было на свете добрей человека, чем Силике. Случилось, что осталась девушка одна — отец замерз в лесу зимой, мать не пережила этого горя. Люди жалели Силике, поддерживали. Больше всех поддерживал и помогал Ракас — сын местного старосты, видимо, любил ее. Силике ответила взаимностью на чувства.

Говорят — это страсть, когда между людьми пробегает искра и они, влюбляясь, теряют голову, тогда двоим ничего не страшно и безразлично, что о них подумают окружающие. Возможно, страсть — это хороню, но длится она недолго. За любой страстью грядет искупление. Так случилось и в этой истории. Отец Ракаса сговорил за него другую — дочку местной ткачихи, девицу с богатым приданым и деловитой матерью. Не способный противостоять отцу Ракас женился.

В горе своем Силике была безутешна — осталась она одна. В тот день, когда у возлюбленного родился сын, несчастная кинулась в воду — ведь своего ребенка ей пришлось выморить из чрева, чтобы избежать позора. Но не так легко избавиться от боли и страданий, решив покончить со всем самоубийством. Так и с Силике.

Ее спасли люди, выловили из омута, вытащили из цепких лап смерти. Гильтине. Ведь в светлый мир после смерти может провести только Велюмате, а вот тех, кто сам не хочет жить, либо натворил при жизни слишком много злого — именно проклятая богиня тащит за собою в Навь. Вот и Силике почти побывала в Нави, а может, она там и осталась, а из реки выловили только тело.

С тех пор несчастная перестала походить на саму себя, надолго уходила в лес, бродила по улицам, как неприкаянная. Странная, с глазами, смотрящими сквозь людей, как будто бы видела Силике то, чего другим видеть не дано.

И все-таки люди жалели Силике, все понимали и жалели. Как не пожалеть заблудшую душу, потерявшую покой? Лишь старосте не нравилось, что девушка живет в той самой деревне, что его сын с семьей. То и дело засматривался Ракас в сторону Силике с печалью да тоской в глазах, не люба ему была вздорная ткачихина дочка, нескладная и некрасивая даже в богатом убранстве.

Тогда староста, подговариваемый невесткой, заманил Силике в дремучий лес, подальше от людей, туда, где жили волколаки. Не учел только староста, что даже нечисть боится тех, кого облагодетельствовала проклятая богиня.

Вскоре вернулась Силике обратно в деревню, что разъярило старосту и его невестку. Но на следующее утро, после безлунной ночи, темной и непроглядной, старосту нашли мертвым у его же дома. Растерзанного неведомым существом.

По деревне пошли слухи про волколаков, но они никогда не нападали на деревни, обитали в самых темных чащах старых лесов. Вслед за старостой стали погибать дети — не ночью, а днем. И никто не знал, откуда шла эта напасть. Только Силике тихо пряталась в своем обветшавшем доме, как будто знала, что нечто из леса пришло за ней самой…

Напасть обрушилась на деревню. Погибло слишком много детей. И тогда люди стали просить помощи у одной из близлежащих обителей, где обитали — как говорили в народе — чистые девы, видящие истину. Так в деревню вошли трое — жрица и две послушницы. Никто не верил, что они справятся с волколаком, там такая силища, а супротив — две девочки и одна престарелая женщина.

Ошиблись люди. Все же истину и правда даровано видеть не всем. Да и кто хотел видеть правду за грузом собственных грехов?

Никто ведь не остановил Ракаса, соблазнившего сироту, воспользовавшегося ее доверчивостью, никто не надоумил Силике не впускать сына старосты в свой дом ночью. А когда у девы зародилась под сердцем жизнь, старая знахарка Каане сама предложила избавить Силике от бремени, ведь серебра, которое ей дал староста, еще надолго хватило. Лишь потом расплатой стал единственный внук самой Каане.

Люди молчали. Боялись и молчали. Зато считали себя праведниками — ведь никто из деревни Силике не гнал, и все о ней заботились. Из реки вытащили. Спасли. И потом… волколаки ведь днем не охотятся.

Не охотятся. А вот вилктаки — монстры-перевертыши… про вилктаков никто, поди, и не слышал, так, сказки-россказни. Их и не видели-то ни разу, вот и не верили.

Только волколак — это монстр, пусть и бывший когда-то человеком, а вот вилктак — это все же человек под личиной монстра. И не узнаешь, не поймешь, что перед тобою чудовище, отдавшее свою душу на вечные муки в холод Нави, в цепкие пальцы Гильтине.

Пожалела проклятая богиня Силике и взамен дала ей волчью шкуру, в которую можно было облачиться только на мертвую луну, когда боги не увидят непотребство, и только Брекста стоит на страже ночной тишины, не давая прорваться злу на волю. Однако человека, творящего зло, остановить невозможно.

Так и Силике. Слишком долго болело ее сердце, одинокое и преданное, чтобы простить лицемерие людей. Перекинулась она через пень и обернулась в волчью шкуру, сделалась вилктаком — не человеком и не зверем, нечистью, способной оборачиваться по желанию, как днем, так и ночью. Первой жертвой стал староста деревни. К нему был особый счет, да и самоуверенность подвела. Но проще было нападать на детей, ведь они доверчивы, а от убогой Силике никто не ждал обиды. На взрослых кидаться все же опасно. А дети — это своя собственная боль, ведь их у Силике больше никогда не будет, так зачем они нужны остальным? Все равно их предадут, как предали когда-то ее.

— Куда ты лезешь? — Людя упиралась, страшилась. Место ей не нравилось. — Видишь, дом заброшенный, убогий. Давай нашу бабулю дождемся!