– Для вас да не найдется! – оценили шутку служители. – Хи-хи-хи-с!

Пройдя меж двух шеренг персонала, Гедеонов и Агасфер с вежливыми поклонами расстались. Историк отправился в библиотеку, а лжеротмистр – к барной стойке, как учили. Даже если бы Агасферу не показали заранее фотографической карточки казначея клуба, узнать его труда бы не составило: вид у него был прямо-таки банкирский. При виде гостя казначей расплылся в улыбке и широко развел руки, как бы собираясь заключить в объятия.

– Что, Капитоныч, все «над златом чахнешь»?

– Ваше благородие, Виктор Александрович! Сколько лет, сколько зим!

– Ну, здравствуй, здравствуй, Капитоныч! – Агасфер небрежно подал казначею два пальца затянутой в тонкую перчатку руки. – Чем сегодня порадуешь? Хотя погоди: сначала дело, а потом уж пустяки! Доставай-ка мой «вахтенный журнал», оглашай «приговорчик» – что у меня там со взносами-то? Подзабыл, признаться…

– Сей момент, господин ротмистр. – На мгновение отвернувшись, казначей тут же положил на высокий прилавок бювар в переплете из телячьей кожи, раскрыл его в нужном месте. – Задаток за нынешний и будущий год вами, как всегда, внесены, ваше благородие. Ну а на саму «амброзию», думаю, ваших с братом капиталов хватит до Страшного суда-с! С учетом залога – по два рубля серебром за бутылочку-с! Сколько прикажете нынче записать за вами?

– Ты так и не сказал – какое нынче «винцо победителей»?

– Нынче удалось урвать у поставщиков партию марсалы из винограда сорта грилло! Божественно! Нектар-с! – Казначей умильно закатил глаза и покрутил головой. – Какое изволите испробовать? Оро? Амбра? Рубино?[50]

– Пожалуй, рубино. – Агасфер, словно бы в глубоком раздумье, слегка почесал кончиком протеза свой «шрам» на щеке.

Сделав повелительный жест кельнеру, казначей только тут, кажется, обратил внимание на «мертвую» левую кисть гостя и в ужасе всплеснул руками:

– Виктор Александрович, золотой вы наш! Как же так? Где? Почему? Я, признаться, и не слыхал про вашу потерю… Давно ли?

– Знал бы где упаду – соломки бы подстелил, Капитоныч! – туманно ответил Агасфер, посмотрев на него при этом столь тяжелым взглядом, что все дальнейшие вопросы отпали. Тут как раз кельнер с поклоном подал серебряный поднос с высоким бокалом искрящегося рубином вина.

Сделав небольшой глоток, Агасфер, как заправский дегустатор, вытянул губы, облокотился на стойку и оглядел помещение с видом человека, давно здесь не бывавшего. Ага, вот и портреты членов клуба в два ряда на стене. Первые десять рам традиционно пустовали – они предназначались для особ императорской фамилии. Фотографии яхт членов клуба также начинались с номера 10 – первый десяток был, согласно уставу клуба, оставлен для царских яхт.

Лже-Полонский нашел и себя, рядом с фотопортретом «брата», Константина Александровича. И рисунок их совместной яхты за номером 26.

Сделав еще несколько глотков, Агасфер, наконец, одобрительно кивнул:

– Спасибо, Капитоныч, уважил. Действительно божественно! Остаток пришли-ка в «газетную». – И, уже поворачиваясь, заметил: – Сегодня что-то не очень много народа…

– Сентябрь-с! – развел руками с виноватым видом казначей, делая незаметный знак администратору: проводи гостя.

Как и рассчитывал Архипов, «газетная» комната была практически пуста – лишь под лампой торшера дремал над газетой какой-то старичок с андреевской лентой поперек груди.

«Газетная» была символически отгорожена от остального помещения редкими колоннами из мореного дуба. Утверждали, что все это – останки некогда потопленных боевых кораблей разных веков. Агасфер выбрал себе место у одной из колонн, откуда ему была видна почти вся Малая и значительная часть Большой столовой. Достал сигарницу и, как бы спохватившись, поглядел на большие напольные часы, хрипевшие неподалеку[51]. До начала разрешительного часа оставалось не более пяти минут. Кельнер, понимающе улыбнувшись, поставил поднос с бутылкой и бокалом на столик возле гостя, на цыпочках подошел к часам, отворил дверцу и чуть-чуть сдвинул минутную стрелку вперед.

– Кажется, слегка отстают! – с серьезным видом прошептал он, вернувшись к лже-Полонскому, и тут же получил «за понятливость» новенький рубль. – Благодарю, ваше благородие…

Оставшись в «газетной» практически в одиночестве, Агасфер наконец как следует осмотрелся. Свет во всем помещении Яхт-клуба был несколько приглушен, гигантская люстра не горела, и он добрым словом помянул полковника Архипова, буквально навязавшего ему перед выходом сильный монокль из какого-то особого стекла. Вытянув его за шнурок из-под оторочки мундира, Агасфер пристроил его в глазную впадину и обвел своей оптикой залы.

В Большой столовой он увидел необыкновенно красивую женщину, судя по всему, это была та самая Серафима Бергстем. Советник посольства фон Люциус сидел слева от нее, вполоборота к Агасферу. А напротив Серафимы, лицом к нему – ее любовник, Анатолий Николаевич Гримм, по которому, как уверял Архипов, давно уже плакала виселица – столько русских секретов он передал германской и австрийской разведкам.

Но вообще народу в клубе было действительно немного – едва ли более трех десятков человек. Все были заняты либо беседами друг с другом, либо, не торопясь, поглощали ужин и пили неизменную марсалу.

Тем не менее, понаблюдав несколько минут за публикой, Агасфер понял, что его приход не остался незамеченным. Нет, на него, конечно, не пялились – однако кельнерам и официантам, бесшумно снующим по залам, то и дело задавали какие-то вопросы, после которых те неизменно оборачивались в его сторону.

«Маскарад» весьма беспокоил и Архипова, и Лаврова. Даже получив клятвенные заверения заведующего зарубежным департаментом Рачковского[52], что оба брата Полонских в настоящее время находятся на борту своей яхты «Зорюшка», крейсирующей вдоль западного побережья Италии, оба признавали рискованность своей затеи. Яхта есть яхта: сегодня она в Неаполе, а завтра в Турине. А там – сел на поезд и через двое суток в России.

Кроме того, братьям Полонским после их возвращения в Россию непременно расскажут о визите младшего «двойника» в Яхт-клуб. Этот нонсенс мог дойти до резидента германской разведки, а ему расшифровать затеянную операцию не составит труда. Однако приходилось рисковать и рассчитывать на скоротечность ее проведения.