вождя Революции впервые воплощался на экране, и это стало настоящим потрясением для кинозрителей. Невозможно было справиться с ролью без внутренней убеждённости, без этого в каком-то смысле мистического ощущения: «Не можете? А я могу!»

Мне никто не мог показать, как играть Кукушкина, и я вынужден был сказать себе: «Я знаю как!» Я понимал, какой это герой, и уже из ощущения целого проистекали частности, жесты, интонации. Мне было легче, потому что ещё на этапе написания сценария возник образ Пашки Кукушкина – лихого, разбитного, упрямого, настойчивого.

И вот – «Мосфильм»! Главная роль! Тут было самое сложное – самого себя не напугать, а ведь вокруг, кроме атмосферы первой киностудии страны, ещё и команда подобралась – что ни имя, то легенда: Настя Вертинская, Лев Дуров, Армен Джигарханян, Жора Бурков, Виктор Авдюшко, Нина Меньшикова… И среди этих величин надо не потеряться, не зажаться. И я понял, спасение одно – не задумываться, не анализировать, а постараться войти в состояние, которое однажды на первом моём фильме помогло справиться с неуверенностью. Нужно внутренне зажмуриться – и сделать роль.

Мне достался интересный герой – молодой инженер, вернувшийся из города в родное село, как сейчас бы сказали, амбициозный, как выражались раньше, целеустремлённый. На правлении колхоза, когда решают, кого назначить председателем, он говорит дерзко: «Я предлагаю свою кандидатуру!» С этого, собственно, начинается фильм, а дальше – производственные проблемы, сложные отношения с односельчанами, любовная линия, в общем, сюжет не скучный, поле деятельности для актёра широкое.

Конечно, эта работа стала настоящим рывком: мы ещё делали озвучание, а у меня уже появились новые предложения. Почти одновременно я начал сниматься в двух картинах и в обеих – главные роли. У Коли Кошелева в фильме «Солёный пёс» – трогательное кино про то, как наши моряки подобрали в заграничном порту дворняжку, приютили на своём корабле, дали кличку Солёный, и дальше сюжет развивается вокруг того, как этот пёс потерялся.

Интереснейшая роль досталась и в фильме замечательного режиссёра Бориса Бунеева, где моим партнёром стал Геннадий Сайфулин. «Последняя встреча» – очень мощное кино по блестящему сценарию Одельши Агишева, к сожалению, недооценённое, прошедшее очень скромно в прокате, хотя, если посмотреть фильм сегодня, спустя почти пятьдесят лет, можно удивиться, как тонко и точно подняты проблемы позднего социализма, подмечены острые противоречия советского общества 70-х годов, да и во многом – провидческое кино даже по отношению к XXI веку. Некоторые диалоги, которые, вполне возможно, пропускали мимо ушей зрители 70-х, удивительно актуальны, но «Последняя встреча» – это не нагромождение мудрёных концепций, а яркая живая история, где есть и любовь, и мировоззренческий конфликт; я там играю жёсткого, по-советски консервативного героя, Сайфулин – интеллигента-гуманиста, олицетворяющего либеральные ценности, хотя оба наши героя – выходцы из одного детского дома военных лет.

Занятость у меня была чрезмерная, всё время нужно куда-то ехать, стыковать рейсы, согласовывать графики. «Солёный пёс» снимался в основном в Батуми, какая-то часть – в Одессе. «Последняя встреча» – экспедиция под Воронежем, большой блок – в Усть-Лабинске Краснодарского края. Пересаживаешься с самолёта на поезд, с поезда на автобус, заканчивается съёмка в одном месте – смотришь на часы: как бы успеть на вокзал. И ещё, кроме кино, долгожданная премьера в Ленинградском ТЮЗе, и вроде бы всё налаживается, но ритм жизни такой, что пребываешь в странном сумеречном состоянии, и даже оценить толком не можешь, что с тобой происходит. Чувствуешь: нескладуха какая-то в жизни, но времени на раздумья нет.

И вот я пытаюсь вспомнить, когда же появилась в моей жизни девушка Оля?

Это было одно из редких писем, которые мне как актёру прислала поклонница. Она хотела быть актрисой, работала где-то в бухгалтерии; я решил её убедить, что в артистки идти не стоит, мы встретились, и в результате она осталась у меня.

Вообще, Оля жила с родителями, но вскоре получила однокомнатную квартиру на окраине Москвы, мы вместе её обставили – получилось симпатично. Я поселился у неё, и всё меня как будто устраивало, было куда возвращаться после очередной поездки на съёмки.

Когда возникала возможность, старался проводить выходные с дочкой. Приезжал, забирал Юлю, и мы шли куда-нибудь в музей, просто гуляли по Москве, заходили в Дом кино или ВТО, там в ресторане я её кормил – она была очень общительной девочкой, легко находила общий язык с моими друзьями и с Олей тоже она легко подружилась.

Верина мама в это время вышла на пенсию и переехала в Москву, умудрившись поменять брянскую квартиру на комнату в столичной коммуналке, но жила в основном вместе с Верой, помогала ей. У меня тоже быт налажен, и я понимал, что Юля, вероятнее всего, рассказывает Вере о существовании Оли, к которой она ходит с папой в гости.

В это время я дружил с Гариком Барденштейном, вошедшим в историю отечественной мультипликации под именем Гарри Бардин. В Школе-студии МХАТ, где Гарик начинал свой творческий путь, он ещё был Барденштейном и, помнится, даже спрашивал совета, оставлять ли ему фамилию. Я, честно говоря, относился к этой проблеме легкомысленно, мне фамилия Барденштейн казалась вполне нормальной, но мой товарищ маялся, и, когда женился на Лере Заклунной, у него даже возникали поползновения стать Заклунным, правда, вскоре пара развелась, и он в конце концов остановился на варианте Бардин.

Когда я был на четвёртом курсе, Гарик учился только на первом, а это по меркам Школы-студии МХАТ – пропасть. По канонам нашей альма-матер нужно было вставать, когда входят старшекурсники, правда, наш курс эту традицию не слишком чтил: сами мы вставали, и делать это приходилось довольно часто, а вот по отношению к себе соблюдения ритуала не требовали; наши даже женились на первокурсницах, и потом всё так перемешалось, что молодёжь могла уже в нарушение всех конвенций амикошонствовать, обращаясь к нам: «Старичок, ну ты как?..»

Мой младший товарищ Гарик настойчиво отговаривал меня водиться с Олей, а тем более жениться на ней, но меня несло быстрым потоком по течению, и я не мог толком сообразить, где, собственно, нахожусь. Большую часть времени проводил на съёмках, в промежутках – гулянки, компании, женщины, при этом, несмотря на приличные заработки, выглядел убого, одевался бедно, потому что почти всё пропивалось, правда, на дочку какие-то деньги передавал. Изредка, вспышками, мелькнёт мысль: «Да куда же меня несёт?», но тут же приходит в голову оправдание: с Юлькой встречаюсь, отцовский долг выполняю, в творчестве есть успехи – вот отметили работу в «Человеке на своём месте», получил приз за лучшую мужскую роль на Всесоюзном кинофестивале, а это, по сути, советский аналог «Оскара». Работа в «Последней встрече» тоже оказалась отмечена: на конкурсе Киностудии имени Горького, можно сказать, произошло нарушение устоявшейся корпоративной иерархии – в этом же году вышел фильм Герасимова «Дочки-матери», но главная награда досталась «Последней встрече», а я умудрился обойти Иннокентия Михайловича Смоктуновского и получить приз за лучшую мужскую роль.

Итак, 1973-1974-й годы, я снимаюсь, собираю призы, меня зовут на «Кинопанораму», начинают узнавать на улице, но всё острее приходит понимание, что при кажущейся успешности рок событий несёт меня не тем курсом и в личном плане, и в профессиональном – всё дальше и дальше от режиссуры.

В эти годы мне пришлось заниматься ещё сценарным ремеслом – и ради денег, и потому что отказать было неудобно тому же Шурику Павловскому, который позвал меня в Одессу, когда ему предложили поставить музыкальную комедию на основе очень слабого материала. Автором был человек, появившийся на кинематографическом горизонте в первый и последний раз – более в кино его никто не видел. Сценарий назывался «Мы – архимеды», его я и сел переписывать, приехав в Одессу по звонку Шурика. Кажется, вышло сделать кино смешным, получил я за сценарную работу какие-то копейки, правда, ещё и сыграл в фильме одну из ролей. И снова у Шурика успех: фильм посмотрели больше 26 миллионов зрителей при относительно небольшом количестве копий, и у режиссёра Павловского определилась творческая судьба – суждено ему было, оказывается, снимать музыкальные комедии.

Потом было ещё несколько случаев, когда меня привлекали спасать положение. Видимо, это особый талант – переделывать чужую работу, доводить её до кондиции; на этом поприще, например, прославился, Ираклий Квирикадзе.

Через пару лет после «Архимедов» Шурик Павловский запустился с ещё одним очень слабым сценарием, взялся за него из благих побуждений, хотел помочь брату-близнецу, Лёше Павловскому, заявить о себе в кинематографе, сделал родственника сопостановщиком. Сценарий создавался по сходной схеме: известный кинодраматург Будимир Метальников, автор классических советских фильмов «Отчий дом» и «Простая история», тоже выручал