– Расстрелы, – сказал я. – И еще разрасстрелы. Вышел рыцарь из тумана, вынул шпалер из кармана…

– Вы считаете меня убийцей? – спросил он.

– Я считаю, что карьер заслонил вам все остальное.

– Остальное, – сказал он тихо и горько. –Другие методы. Как вы думаете, почему к вам так терпимы и доверчивы? Выдумаете, мы не пробовали? У меня был друг, вы бы с ним быстро нашли общий язык– он тоже постоянно искал новые пути…

– И?

– Два года назад он отправился в лес. И не вернулся.

Он замолчал и смотрел в зеркальце. Там уже все закончили,уселись в броневик и ждали только Ламста. Я вдруг вспомнил разговор в«Нихил-баре».

– Слушайте, Ламст, – сказал я. – Что бы вычувствовали, если бы вас начали преследовать только за то, что по ночам выспите? Устраивать облавы и засады, объявлять вне закона?

– Это было бы противоестественно.

– Вот именно. Теперь поставьте на свое место вурдалака,а на место привычки спать ночью – привычку сосать кровь. Да-да, вот именно. Этоих образ жизни, и, когда вы вначале выступили против него, они вас посчиталиагрессором. Двойное зеркало, Ламст.

– Вам не кажется, что вы противоречите самисебе? – спросил он после короткого раздумья.

– Вот это-то меня и мучает. Этого-то я и не могупонять. С одной стороны, их кровожадность – образ жизни. С другой стороны, оних тяготит, создается впечатление, что они сами не знают, откуда и зачем это уних…

Я замолчал. Я мог бы и продолжать, развивать свои сомнения,но вспомнил, что мой собеседник сам всего лишь продукт эксперимента.

– Вам нужно ехать со мной.

– Вы все-таки упорно хотите меня арестовать?

– Теперь уже нет, – сказал Ламст. – У меняхватает ума понять, что вы не наш, что пришли неизвестно откуда и радинеизвестных мне целей пытаетесь разобраться в том, что у нас тут происходит.

– Вот именно, – сказал я. – Я не хочу игратьс вами в прятки, еще и потому, что вы нужны мне как союзник. Я тоже офицер,Ламст, хотя моя служба во многом отличается от вашей.

– И насколько я понимаю, вы все равно не ответите, еслия спрошу, кто вы и откуда?

– Ну разумеется, не отвечу.

– С каких лет вы помните ваше детство?

– Ну, лет с пяти, – сказал я. – А зачем вам?

– Видите ли, каждый из нас помнит только шестьпоследних лет. Не глубже. Не говоря уже о детстве. Мы знаем, что воспоминаниядолжны быть, у нас же рождаются дети, но среди нас, взрослых, своего детства непомнит никто…

– Значит, вы меня подловили?

– Ну да, – кивнул он. – Видите, как простовас можно подловить?

– Я не знал, что никто не помнит детства…

– Выходит, за Морем действительно есть другой мир?

– А откуда вы знаете, что он должен быть?

– Тогда, может быть, вы знаете, кто мы? – Онпропустил мимо ушей мой вопрос.

– Вот это я и пытаюсь установить, – сказал я.

– Есть ли у жизни смысл?

– Конечно.

– У вашей есть, – сказал он. – Ну а есть ли,на ваш взгляд, смысл в нашей жизни?

– Пока я его не вижу, – сказал я. – Мы с вамимужчины, военные люди. Мне кажется, что вам нужна прежде всего правда, какой быона ни была, верно? Пока я не вижу смысла в вашей жизни.

– Почему же тогда мы существуем? Кто мы? – Нуоткуда я знаю!

– Значит, и вы не знаете. Но должен же кто-то знать…

Он безнадежно махнул рукой, открыл дверцу и выбрался наружу,неуклюже путаясь в полах шинели. Я ничем не мог ему помочь, он только что самуничтожил наш с ним шанс, и нужно было начинать все заново. Ну, по крайнеймере, теперь я не был на положении загнанного зверя, спасибо и на том…

Броневик укатил, я остался совсем один на пустой улице,залитой ярким бессолнечным светом.

Из дома с разбитыми окнами вышел мужчина, постоял,посвистывая, безмятежно глядя вокруг, потом не спеша подошел ко мне. Он былупитанный и розовый.

– Закурить есть?

– Нету, – сказал я.

– Надо понимать, опять Команда в разгуле? –спросил он, оглядываясь.

– Ага.

– Пора бы их и приструнить, – сказал онмечтательно. – Нет, ну пусть бы возились себе со своими игрушками, нокакого черта вот так? Лежу, вдруг хлоп – окно вдребезги. Волю им дали, гадам.Приспичило гонять вурдалаков – поезжай в лес и гоняй сколько влезет, пока не надоестили из самого душу не вытряхнут. И вообще, неизвестно, есть вурдалаки или ихнет. Сколько живу, ни одного не видел. Может, их нарочно выдумали, чтобыпыжиться, героев из себя изображать?

– Горло перегрызу, – сказал я и щелкнул зубами.

Он увидел мои измазанные кровью ладони – я так и не вытерих, забыл, – стал отступать мелкими шажками, попятился, отпрыгнул ипонесся прочь, шустро перебирая толстыми ножками.

Все это было мне насквозь знакомо. Таких я встречал не такуж часто, но и не так уж редко, и встретить их можно было на любом меридианепланеты, на любой параллели. «Конечно, это между нами, инспектор, но я, правоже, не пойму, почему до сих пор твердят, что это еще нужно планете – МСБ,войска ООН? Я, честно говоря, не видел ни одного живого экстремиста, и моизнакомые тоже не видели. Пакт о разоружении подписан? Подписан. К чему же тогдатвердить о какой-то опасности, о рецидивах и пережитках?»

Я оглянулся назад. Посреди мостовой желтел щедро насыпанныйпесок. В голове сама собой всплыла полузабытая музыка, я не сразу понял, откудаэто пришло, потом проступили из молочно-бледной пустоты густые темные вершинылоговараккских елей, белые северные звезды, костер, отражавшийся в спокойнойводе. Мы на отдыхе. Мы в отпуске. Прогулка в волшебный край жемчужных рекрусского севера. И у костра с гитарой – Камагута-Нет-Проблем, второй послеКропачева гитарист и знаток старинных песен о разведке всех времен, стран инародов.

Мы над телом постоим,

посмотрите, мужики:

восемь пуль на одного –

вот и баста.

Если б вовремя коня,

если б вовремя огня,

если б вовремя обнять –

он бы спасся…

Кровь сквозь пальцы протечет

и потребует еще.

То по брату нужен плач,

то по сыну.

Если б вовремя плечо,

если б вовремя рука –

нам бы не было врага

не под силу…

Всем покойно и весело, мало кто слушает гитариста, в этомместе и в это время гораздо приятнее ухаживать за приглашенными девушками,целоваться, спрятавшись в лохматом переплетении мягких веток. Разбрелись,отовсюду тихий смех, шепотки, костер прогорает, звенит гитара, и никто еще незнает, что через шесть с половиной дней на автостраде Марсель-Берн полетит подоткос машина, и найденные в ней документы неопровержимо докажут, что у нас вотуже второй год буквально под носом существует неизвестная и неучтеннаяорганизация самого подлого пошиба. Телефоны взвоют, словно остервеневшиемартовские коты, полетят к черту отпуска, шалым метельным вихрем закружитсяоперация «Торнадо», и Камагута-Нет-Проблем не вернется, совсем не вернется,никогда уже, и пока не появится раненый Кропачев, которого тоже, признаться, нечаяли увидеть, никто не будет знать, как все вышло…