– Ах, боже мой! А у нас и ужинать приготовлено, – говорилаАлександра Семеновна в ужаснейшем горе. – А в пятницу-то придете к нам?

– Приду, Александра Семеновна, честное слово, приду.

– Да вы, может быть, побрезгаете, что он вот такой...пьяный. Не брезгайте, Иван Петрович, он добрый, очень добрый, а уж вас каклюбит! Он про вас мне и день и ночь теперь говорит, все про вас. Нарочно вашикнижки купил для меня; я еще не прочла; завтра начну. А уж мне-то как хорошобудет, когда вы придете! Никого-то не вижу, никто-то не ходит к нам посидеть.Все у нас есть, а сидим одни. Теперь вот я сидела, все слушала, все слушала,как вы говорили, и как это хорошо... Так до пятницы...

Я шел и торопился домой: слова Маслобоева слишком меняпоразили. Мне бог знает что приходило в голову... Как нарочно, дома меняожидало одно происшествие, которое меня потрясло, как удар электрическоймашины.

Против самых ворот дома, в котором я квартировал, стоялфонарь. Только что я стал под ворота, вдруг от самого фонаря бросилась на менякакая-то странная фигура, так что я даже вскрикнул, какое-то живое существо,испуганное, дрожащее, полусумасшедшее, и с криком уцепилось за мои руки. Ужасохватил меня. Это была Нелли!

– Нелли! Что с тобой? – закричал я. – Что ты!

– Там, наверху... он сидит... у нас...

– Кто такой? Пойдем; пойдем вместе со мной.

– Не хочу, не хочу! Я подожду, пока он уйдет... в сенях...не хочу.

Я поднялся к себе с каким-то странным предчувствием, отворилдверь и – увидел князя. Он сидел у стола и читал роман. По крайней мере, книгабыла раскрыта.

– Иван Петрович! – вскричал он с радостью. – Я так рад, чтовы наконец воротились. Только что хотел было уезжать. Более часу вас ждал. Ядал сегодня слово, по настоятельнейшей и убедительнейшей просьбе графини,приехать к ней сегодня вечером с вами. Она так просила, так хочет с вамипознакомиться! Так как уж вы дали мне обещание, то я рассудил заехать к вамсамому, пораньше, покамест вы еще не успели никуда отправиться, и пригласитьвас с собою. Представьте же мою печаль; приезжаю: ваша служанка объявляет, чтовас нет дома. Что делать! Я ведь дал честное слово явиться с вами; а потому селвас подождать, решив, что прожду четверть часа. Но вот они, четверть часа:развернул ваш роман и зачитался. Иван Петрович! Ведь это совершенство! Ведь васне понимают после этого! Ведь вы у меня слезы исторгли. Ведь я плакал, а я неочень часто плачу...

– Так вы хотите, чтоб я ехал? Признаюсь вам, теперь... хотья вовсе не прочь, но...

– Ради бога, поедемте! Что же со мной-то вы сделаете? Ведь явас ждал полтора часа!.. Притом же мне с вами так надо, так надо поговорить –вы понимаете о чем? Вы все это дело знаете лучше меня... Мы, может быть, решимчто-нибудь, остановимся на чем-нибудь, подумайте! Ради бога, не отказывайте.

Я рассудил, что рано ли, поздно ли надо будет ехать.Положим, Наташа теперь одна, я ей нужен, но ведь она же сама поручила мне какможно скорей узнать Катю. К тому же, может быть, и Алеша там... Я знал, чтоНаташа не будет покойна, прежде чем я не принесу ей известий о Кате, и решилсяехать. Но меня смущала Нелли.

– Погодите, – сказал я князю и вышел на лестницу. Неллистояла тут, в темном углу.

– Почему ты не хочешь идти, Нелли? Что он тебе сделал? Что стобой говорил?

– Ничего... Я не хочу, не хочу... – повторяла она, – ябоюсь...

Как я ее ни упрашивал – ничто не помогало. Я уговорился сней, чтоб как только я выйду с князем, она бы вошла в комнату и заперлась.

– И не пускай к себе никого, Нелли, как бы тебя ниупрашивали.

– А вы с ним едете?

– С ним.

Она вздрогнула и схватила меня за руки, точно хотелаупросить, чтоб я не ехал, но не сказала ни слова. Я решил расспросить ееподробно завтра.

Попросив извинения у князя, я стал одеваться. Он началуверять меня, что туда не надо никаких гардеробов, никаких туалетов. «Так,разве посвежее что-нибудь! – прибавил он, инквизиторски оглядев меня с головыдо ног, – знаете, все-таки эти светские предрассудки... ведь нельзя жесовершенно от них избавиться. Этого совершенства вы в нашем свете долго ненайдете», – заключил он, с удовольствием увидав, что у меня есть фрак.

Мы вышли. Но я оставил его на лестнице, вошел в комнату,куда уже проскользнула Нелли, и еще раз простился с нею. Она была ужасновзволнована. Лицо ее посинело. Я боялся за нее; мне тяжко было ее оставить.

– Странная это у вас служанка, – говорил мне князь, сходя слестницы. – Ведь эта маленькая девочка ваша служанка?

– Нет... она так... живет у меня покамест.

– Странная девочка. Я уверен, что она сумасшедшая.Представьте себе, сначала отвечала мне хорошо, но потом, когда разглядела меня,бросилась ко мне, вскрикнула, задрожала, вцепилась в меня... что-то хочетсказать – не может. Признаюсь, я струсил, хотел уж бежать от нее, но она, славабогу, сама от меня убежала. Я был в изумлении. Как это вы уживаетесь?

– У нее падучая болезнь, – отвечал я.

– А, вот что! Ну, это не так удивительно... если она сприпадками.

Мне тут же показалось одно: что вчерашний визит ко мнеМаслобоева, тогда как он знал, что я не дома, что сегодняшний мой визит кМаслобоеву, что сегодняшний рассказ Маслобоева, который он рассказал в пьяномвиде и нехотя, что приглашение быть у него сегодня в семь часов, что егоубеждения не верить в его хитрость и, наконец, что князь, ожидающий меняполтора часа и, может быть, знавший, что я у Маслобоева, тогда как Нелливыскочила от него на улицу, – что все это имело между собой некоторую связь.Было о чем задуматься.

У ворот дожидалась его коляска. Мы сели и поехали.

Ехать было недолго, к Торговому мосту. Первую минуту мымолчали. Я все думал: как-то он со мной заговорит? Мне казалось, что он будетменя пробовать, ощупывать, выпытывать. Но он заговорил без всяких изворотов ипрямо приступил к делу.

– Меня чрезвычайно заботит теперь одно обстоятельство, ИванПетрович, – начал он, – о котором я хочу прежде всего переговорить с вами ипопросить у вас совета: я уж давно решил отказаться от выигранного мноюпроцесса и уступить спорные десять тысяч Ихменеву. Как поступить?

«Не может быть, чтоб ты не знал, как поступить, –промелькнуло у меня в мыслях. – Уж не на смех ли ты меня подымаешь?»

– Не знаю, князь, – отвечал я как можно простодушнее, – вчем другом, то есть что касается Натальи Николаевны, я готов сообщить вам необходимыедля вас и для нас всех сведения, но в этом деле вы, конечно, знаете большемоего.