– Полно, Катя, полно, довольно; ты всегда права выходишь, ая нет. Это потому, что в тебе душа чище моей, – сказал Алеша, вставая и подаваяей на прощанье руку. – Сейчас же и к ней, и к Левиньке не заеду...

– И нечего тебе у Левиньки делать; а что теперь слушаешься иедешь, то в этом ты очень мил.

– А ты в тысячу раз всех милее, – отвечал грустный Алеша. –Иван Петрович, мне нужно вам два слова сказать.

Мы отошли на два шага.

– Я сегодня бесстыдно поступил, – прошептал он мне, – янизко поступил, я виноват перед всеми на свете, а перед ними обеими большевсего. Сегодня отец после обеда познакомил меня с Александриной (однафранцуженка) – очаровательная женщина. Я... увлекся и... ну, уж что тутговорить, я недостоин быть вместе с ними... Прощайте, Иван Петрович!

– Он добрый, он благородный, – поспешно начала Катя, когда яуселся опять подле нее, – но мы об нем потом будем много говорить; а теперь нампрежде всего нужно условиться: вы как считаете князя?

– Очень нехорошим человеком.

– И я тоже. Следственно, мы в этом согласны, а потому намлегче будет судить. Теперь о Наталье Николаевне... Знаете, Иван Петрович, ятеперь как впотьмах, я вас ждала, как света. Вы мне все это разъясните, потомучто в самом-то главном пункте я сужу по догадкам, из того, что мне рассказывалАлеша. А больше не от кого было узнать. Скажите же, во-первых (это главное),как по вашему мнению: будут Алеша и Наташа вместе счастливы или нет? Это мнепрежде всего нужно знать для окончательного моего решения, чтоб уж самой знать,как поступать.

– Как же можно об этом сказать наверно?..

– Да, разумеется, не наверно, – перебила она, – а как вамкажется? – потому что вы очень умный человек.

– По-моему, они не могут быть счастливы.

– Почему же?

– Они не пара.

– Я так и думала! – И она сложила ручки, как бы в глубокойтоске.

– Расскажите подробнее. Слушайте: я ужасно желаю видетьНаташу, потому что мне много надо с ней переговорить, и мне кажется, что мы сней все решим. А теперь я все ее представляю себе в уме: она должна быть ужасноумна, серьезная, правдивая и прекрасная собой. Ведь так?

– Так.

– Так и я была уверена. Ну, так если она такая, как же онамогла полюбить Алешу, такого мальчика? Объясните мне это; я часто об этомдумаю.

– Этого нельзя объяснить, Катерина Федоровна; труднопредставить, за что и как можно полюбить. Да, он ребенок. Но знаете ли, какможно полюбить ребенка? (Сердце мое размягчилось, глядя на нее и на ее глазки, пристально,с глубоким, серьезным и нетерпеливым вниманием устремленные на меня.) И чембольше Наташа сама не похожа на ребенка, – продолжал я, – чем серьезнее она,тем скорее она могла полюбить его. Он правдив, искренен, наивен ужасно, аиногда грациозно наивен. Она, может быть, полюбила его – как бы это сказать?..Как будто из какой-то жалости. Великодушное сердце может полюбить из жалости...Впрочем, я чувствую, что я вам ничего не могу объяснить, но зато спрошу вассамих: ведь вы его любите?

Я смело задал ей этот вопрос и чувствовал, что поспешностьютакого вопроса я не могу смутить беспредельной, младенческой чистоты этой яснойдуши.

– Ей-богу, еще не знаю, – тихо отвечала она мне, светлосмотря мне в глаза, – но, кажется, очень люблю...

– Ну, вот видите. А можете ли изъяснить, за что его любите?

– В нем лжи нет, – отвечала она, подумав, – и когда онпосмотрит прямо в глаза и что-нибудь говорит мне при этом, то мне это оченьнравится... Послушайте, Иван Петрович, вот я с вами говорю об этом, я девушка,а вы мужчина; хорошо ли я это делаю или нет?

– Да что же тут такого?

– То-то. Разумеется, что же тут такого? А вот они (онауказала глазами на группу, сидевшую за самоваром), они, наверно, сказали бы,что это нехорошо. Правы они или нет?

– Нет! Ведь вы не чувствуете в сердце, что поступаете дурно,стало быть...

– Так я и всегда делаю, – перебила она, очевидно спеша какможно больше наговориться со мною, – как только я в чем смущаюсь, сейчас спрошусвое сердце, и коль оно спокойно, то и я спокойна. Так и всегда надо поступать.И я потому с вами говорю так совершенно откровенно, как будто сама с собою,что, во-первых, вы прекрасный человек, и я знаю вашу прежнюю историю с Наташейдо Алеши, и я плакала, когда слушала.

– А вам кто рассказывал?

– Разумеется, Алеша, и сам со слезами рассказывал: это быловедь хорошо с его стороны, и мне очень понравилось. Мне кажется, он вас большелюбит, чем вы его, Иван Петрович. Вот эдакими-то вещами он мне и нравится. Ну,а во-вторых, я потому с вами так прямо говорю, как сама с собою, что вы оченьумный человек и много можете мне дать советов и научить меня.

– Почему же вы знаете, что я до того умен, что могу васучить?

– Ну вот; что это вы! – Она задумалась.

– Я ведь только так об этом заговорила; будемте говорить осамом главном. Научите меня, Иван Петрович: вот я чувствую теперь, что яНаташина соперница, я ведь это знаю, как же мне поступать? Я потому и спросилавас: будут ли они счастливы. Я об этом день и ночь думаю. Положение Наташиужасно, ужасно! Ведь он совсем ее перестал любить, а меня все больше и большелюбит. Ведь так?

– Кажется, так.

– И ведь он ее не обманывает. Он сам не знает, что перестаетлюбить, а она наверно это знает. Каково же она мучается!

– Что же вы хотите делать, Катерина Федоровна?

– Много у меня проектов, – отвечала она серьезно, – а междутем я все путаюсь. Потому-то и ждала вас с таким нетерпением, чтоб вы мне всеэто разрешили. Вы все это гораздо лучше меня знаете. Ведь вы для меня теперькак будто какой-то бог. Слушайте, я сначала так рассуждала: если они любят другдруга, то надобно, чтоб они были счастливы, и потому я должна собойпожертвовать и им помогать. Ведь так!

– Я знаю, что вы и пожертвовали собой.

– Да, пожертвовала, а потом как он начал приезжать ко мне ивсе больше и больше меня любить, так я стала задумываться про себя и все думаю:пожертвовать или нет? Ведь это очень худо, не правда ли?

– Это естественно, – отвечал я, – так должно быть... и вы невиноваты.

– Не думаю; это вы потому говорите, что очень добры. А я такдумаю, что у меня сердце не совсем чистое. Если б было чистое сердце, я бызнала, как решить. Но оставим это! Потом я узнала побольше об их отношениях откнязя, от maman, от самого Алеши и догадалась, что они не ровня; вы вот теперьподтвердили. Я и задумалась еще больше: как же теперь? Ведь если они будутнесчастливы, так ведь им лучше разойтись; а потом и положила: расспросить васподробнее обо всем и поехать самой к Наташе, а уж с ней и решить все дело.