было. Я, например, в школьные годы, ещё в Союзе, представлял дореволюционные времена, как постоянные сумерки, в которых страдают голодные грязные оборванные люди. Современные российские школьники примерно таким образом представляют уже сам Союз, а Российская Империя в их головах — это «балы, красавицы, лакеи и прогулки…» В остальных бывших советских республиках, кстати, Советский Союз-то очернили, как и в России, но вот Империю не то что обелять, но хотя бы смывать с неё чёрную краску — не стали. Там, согласно местным учебникам истории, чёрные времена закончились, только когда «свободолюбивые народы сбросили ярмо московской тирании»…

Хм… А ведь действительно, всего двадцать лет прошло, а скольким людям «свободные СМИ» и «свободное образование» промыли мозги… Но…

— Думаю, нашему основному контингенту внушить, что они живут сейчас, фактически в заключении, лучше, чем когда они были на свободе, весьма проблематично, — скептически улыбнулся я.

— Вот! — назидательно поднял вверх указательный палец безопасник. — Поэтому наше кино должно быть рассчитано на молодёжь, которая «свободы»-то и не видела, или видела такую свободу, что лучше уж тюрьма… Молодые, ко всему прочему, ещё и легче внушаемы. Вопрос только в том, кто вдолбит им свои идеи первым.

— Ну… Согласен. Так что у нас с сюжетом? — поинтересовался я.

— Думаю, что-то из жизни рабочих, строителей… Что-то типа «Светлого Пути» или «Высоты»… С поправкой на местные условия, конечно… — ответил папаша Мюллер.

— А актёры, а съёмочная группа? А оборудование, наконец?

— Бабу-Ягу, то есть актёров, воспитаем в своём коллективе. Есть у меня в картотеке бывшие лицедеи… Особых гонораров не потребуется. Думаю, играть им будет и без денег приятнее, чем лес валить или дороги мостить. Не откажутся. А оборудование… — Сергей Петрович взглянул на Деда.

— Включите в план, — согласно кивнул тот.

— Так. С важнейшим из искусств разобрались. А теперь давайте перейдём к более приземлённым вопросам: — предложил я, после того как принципиальное решение о кино было принято. — Итак, поскольку координаты столицы нашей новой Родины утверждены, остро встал прежде всего вопрос дорожного строительства. С планом я ознакомился. Хороший план. Но нам он не подходит.

Глава Минстроя поднялся с места, готовясь защищать своё детище.

— Присядьте пока… Я ещё не закончил, — дождавшись, пока Главный Строитель снова усядется, я продолжил: — В принципе — план хороший… Трассы железной и автомобильной магистралей проложены оптимально. Так что объём земляных работ и работ по строительству мостов минимален… Но сроки… Сроки никуда не годятся.

Да, понимаю, что людей мало, техники мало, а рельсов вообще пока нет и в ближайшем будущем не предвидится. Но! Дорога! Нужна! Быстро! Жду от вас предложений по ускорению строительства. Всех сомалийцев, переселяемых в настоящее время в рамках проводимых спецопераций, отдаём вам.

— Из них такие работники… — скривился министр строительства.

— Всё же лучше, чем ничего, — отрезал я. Насыпь отсыпать, или яму копать — особой квалификации не надо. Нерадивых познакомим с каменоломнями. Кстати, вы придумали, чем заменить щебень, которого остро не хватает?

— Есть одна мысль… Вы что-нибудь слышали о «торцовых дорогах»?

— Это которые ведут куда-то в торец? — улыбнулся я. — Нет, не слышал, конечно. Докладываете, что придумали.

— Да это не я придумал… — в свою очередь улыбнулся главстроитель. В тридцатые годы в СССР были те же проблемы, что и у нас. И вот на Колыме додумались до так называемых «торцовых дорог». «Торец» — это фактически короткое полено большого диаметра. Их укладывали вместо булыжника. Поверху ещё доски можно настелить… Применяя «торцовые дороги», мы убиваем нескольких зайцев: уменьшаем энергозатраты на производство «эрзац-булыжников» — дерево пилить легче, чем камни дробить. Плюс уменьшаем затраты на доставку материала к месту строительства. Леса лежат вдоль дороги, а карьер, где мы добываем щебёнку — здесь, рядом с Порталом. Плюс чурки для автомобильных газогенераторов не надо доставлять аж сюда. В общем, сплошная выгода. За исключением долговечности таких дорог… Зато высвободившуюся щебёнку можно перебросить на строительство «железки».

— Долговечность — это, конечно, да… — задумался. — Но, похоже, ничего не поделаешь… Говорят: «Скупой платит дважды». А бедный, как я вижу на нашем опыте, платит и трижды, и четырежды. Но ничего не поделаешь… — я хлопнул ладонью по столу. Новый план строительства с учётом применения вашей «торцовой технологии» и дополнительной выделяемой рабочей силы жду через три дня.

— Хотя бы неделю…

— Четыре дня. Это последний срок, — отрезал я. — Теперь — господин главный промышленник. Посмотрел я кадры демонстрации экспериментальных образцов планируемых к производству грузовиков, и отчёт об их технических характеристиках. Это что за аппараты братьев Райт? Неужели ничего лучше нельзя придумать?

— Придумать-то можно… А вот сделать — пока нет, — покачал головой министр промышленности. — И эксплуатировать тоже. Вообще, машины неплохие. За основу взяты ГАЗ-52,53 и ЗИЛ-130. Установлены газогенераторы, тормозная система унифицированная — пневматическая. У большей машины пневматический усилитель руля. Грузовые платформы — деревянные, кабины — тоже…

— Это кто же из наших умудрился спроектировать такие чудо-кабины? — не удержался я, чтобы не съязвить. — Смотрю и никак не пойму — то ли с паровоза сняли, то ли сельский туалет вместо кабины приспособили.

В зале послышались смешки. Общего веселья не разделял только докладчик.

— Кабины мы один к одному передрали с немецкой единой универсальной кабины для грузовиков, времен окончания второй мировой войны. Тогда у них тоже были проблемы с металлом.

— Так это, оказывается, вершина немецкого научно-технического гения? — удивился я. — А я думал, что это только наши «рус фанер» во время и после войны гнали…

— Максимально широкое применение дерева — это естественное решение в условиях нехватки металла, — напомнил мне промышленник.

— Да знаю, знаю… — вздохнул я. — Это у нас, получается, деревянные машины будут ездить по деревянным дорогам.

— И «чурки» за рулём. Ну, в смысле, сомалийцы… — пошутил с места министр сельского хозяйства.

— Алексей Евгеньевич, — негромко окликнул шутника Дед. — На будущее прошу запомнить: у нас тут нет «чурок». Есть люди. Разных национальностей. И, чтобы не допускать межнациональных конфликтов, относиться мы к ним мы должны одинаково. В том числе и не допускать применения обидных прозвищ. А как мы можем требовать этого от наших людей, если сами не придерживаемся нами же установленных правил?

«Есть люди, которые соблюдают законы, а есть — которые их пишут», — вспомнил я известную мудрость. «Что, Дед собрался добиться, чтобы пишущие законы, ещё и сами их соблюдали? Нереальная задача».

— Между тем наш крестьянин побледнел и даже как-то уменьшился в размерах.

— Я понял, Василий Иосифович… Хорошо… Учту… Больше не буду…

Ну совсем, блин, как ребёнок. Умеет же наш шеф одёрнуть человека! Хотя, вроде бы, ничего особенного