Десять лет до того, как технология развилась до уровня, достаточного до создания кресла, они провели, изучая пространство-время, природу материи, теорию размерностей и квантовое запутывание. По физике времени они изучили все, что смогли, – только этого не хватило. Даже близко.

Затем они исследовали возможность путешествий в прошлое без капсулы, пытаясь найти способ побыстрее. Но без сенсорной депривации они просто умирали раз за разом, и все.

Следующие воспоминания его чуть не раздавили.

Он еще раз потерял мать.

Их ссоры с Хеленой из-за ее нежелания иметь детей (как ее, наверное, достало проходить через это во второй раз!).

Секс, любовь – замечательная любовь.

Чувство возбуждения, вызванное знанием, что лишь они двое во всем мире ведут отчаянную борьбу за его спасение.

Чувство ужаса, вызванное тем же самым – и пониманием, что они терпят неудачу.

Потом он снова становится единым целым. Барри, помнящим обо всех временных линиях.

Он смотрит на Хелену. Она сидит рядом на снегу и взирает на город милей ниже тысячелетним взглядом, который стал ей присущ за последний год – когда она поняла, что предотвратить нынешний день способно лишь чудо. Если сопоставить эту временную линию с предыдущей, перемены в Хелене не могут не тревожить. Ее нынешняя версия не всегда выдерживает сравнение с прежней, и в такие тихие моменты это особенно бросается в глаза.

Она более нетерпелива.

Более отдалена от него.

Чаще сердится.

Больше склонна к депрессиям.

Жестче.

Каково это оказалось для нее – пережить их отношения еще раз с самого начала, зная обо всех его сильных сторонах и слабостях еще до того, как они проявятся? Как она вообще его терпела? Его наивность? По временам это, наверное, было все равно что разговаривать с ребенком. Технически он все тот же Барри, что и пять минут назад, однако с учетом новой памяти между ним тогдашним и нынешним зияет громадная пропасть. Самим собой он сделался лишь сейчас.

– Прости меня, Хелена, – говорит он.

– За что?

– Заново жить вместе – наверное, свихнуться можно было.

Тень улыбки на ее лице.

– Мне тебя с завидной регулярностью прибить хотелось.

– Но скучно тебе не было?

– Ни разу.

В воздухе между ними повисает тяжелый вопрос.

– Повторять еще раз ты не обязана, – выговаривает он наконец.

– Что значит – не обязана?

– Со мной.

Она смотрит на него, видно, что эти слова ее ранили.

– То есть ты больше не хочешь?

– Я не это сказал. Совсем не это.

– Если не хочешь, то ничего страшного.

– Я такого не говорил.

– Значит, ты хочешь снова быть со мной? – спрашивает она.

– Я люблю тебя.

– Это не ответ.

– Я хочу быть с тобой каждую из жизней. Я тебе еще неделю назад сказал.

– Теперь, когда ты вспомнил все временные линии, совсем другое дело. Разве не так?

– Я остаюсь с тобой, Хелена. В области физики времени мы успели копнуть совсем неглубоко. Нам еще столько всего предстоит.

Он чувствует, как в кармане куртки вибрирует телефон. Последний поход по их любимому маршруту прекрасен, однако им пора возвращаться. Назад к цивилизации. Увидеть, как мир обо всем вспомнит, и свалить к чертям собачьим, прежде чем до них доберутся солдаты, – хотя Барри и сомневается, что на сей раз их найдут так скоро. Теперь они живут под чужими именами.

Хелена достает телефон, снимает блокировку экрана.

– О, господи!

Она неуклюже поднимается на ноги и бросается бегом, прямо в снегоступах, обратно по протоптанной ими тропинке.

– Куда ты?

– Нужно спешить!

– Что случилось? – кричит он ей вслед.

– Я тебя ждать не буду!

Он поднимается, чтобы устремиться за ней.

До машины – с четверть мили под уклон, сквозь ельник. Телефон продолжает жужжать – кто-то бомбардирует его эсэмэсками. Даже несмотря на неудобную обувь, Барри достигает стоянки меньше чем за пять минут и врезается прямо в капот джипа, задыхаясь и обильно потея под зимней одеждой.

Хелена уже забирается за руль, он лезет на пассажирское сиденье, не сняв снегоступов, а она врубает передачу и вылетает с пустой парковки, визжа шинами по обледенелому покрытию.

– Да что там такое, Хелена?

– На телефон посмотри.

Он достает его из куртки и читает на экране первые строки сообщения:

«Угроза ракетного удара по ряду объектов на территории США! Все в укрытие! Это не учебная тревога!

Для полного текста сообщения нажмите здесь».

– Нам следовало предусмотреть такое, – говорит Хелена. – Помнишь их заявление в ООН в предыдущей временной линии?

– Дальнейшее использование кресла будет рассматриваться как объявление войны.

Хелена слишком быстро проскакивает крутой поворот, колеса проскальзывают на слежавшемся снегу, врубается антиблокировочная система.

– Если ты врежешься в дерево, мы…

– Я здесь, черт возьми, выросла! Я умею ездить по снегу!

На прямом участке она ускоряется еще больше, сплошные заросли елей проносятся мимо, машина с ревом летит вниз по склону.

– У них нет другого выхода, кроме как нас атаковать.

– Почему ты так решила?

– По множеству причин – мы их обсуждали, пока я была в DARPA. Наихудший для всех вариант развития событий – это когда одна из стран отправит кого-нибудь на полвека в прошлое, чтобы отменить существование миллиардов человек. Им нужно обрушить на нас все, что только можно, в надежде уничтожить кресло прежде, чем мы им воспользуемся.

Выезжая за границы национального парка, Хелена включает радио. Они уже спустились почти на полмили, от снега остались лишь отдельные полурастаявшие пятна в самой тени.

«…прервать программу. Общенациональная тревога. Прослушайте важное сообщение. – Салон джипа заполняет жуткий вой тревожной сирены. – Передаем сообщение от имени американского правительства. Это не учебная тревога. Службой противовоздушной обороны зафиксирован запуск российских и китайских межконтинентальных баллистических ракет. Ракеты достигнут множественных целей на североамериканском континенте в ближайшие десять-пятнадцать минут. Объявлена воздушная тревога. Повторяю. Объявлена воздушная тревога. Воздушная тревога означает, что зафиксирована атака против нашей страны и гражданам необходимо принять меры защиты. Надлежит немедленно занять укрытие. Всем переместиться в подвалы или внутренние помещения на первом этаже прочных зданий. К окнам не подходить. Находящимся в машинах или на открытом пространстве направиться к укрытиям, а в их отсутствие – лечь на живот в канаве или любой другой впадине…»