– Не смотри, – рыдает Хелена. – Мы все изменим.

Барри ощущает во рту привкус крови, весь его мир сейчас – сплошная боль. Чувство такое, что кишки плавятся. Землю сотрясает еще один взрыв, на этот раз – значительно более отдаленный.

– Пришли, – выдыхает Хелена.

Пожарная часть прямо перед ними.

Они добрались до дома, а он едва заметил.

Потому что больно.

Но больше всего – потому что их улицу невозможно узнать.

Все деревянные дома обрушились, электрические провода валяются на земле, на обугленных деревьях не осталось и следа зелени.

По всей улице разбросаны машины, они лежат на крыше, на боку, некоторые горят.

С неба сыплется пепел, который уже сам по себе гарантирует им острое радиационное поражение, если они не выберутся к вечеру из этого ада.

Шевелятся только извивающиеся черные мешки, что валяются на земле.

На улице.

В дымящихся дворах того, что еще недавно было домами.

На Барри накатывает беспомощная тошнота, когда он осознает – это люди.

Пожарная часть еще стоит.

Все стекла выбиты, зияют черные глазницы окон, красный кирпич сделался угольного цвета.

Они взбираются по ступеням – лицо и руки у Барри болят нестерпимо – и входят через проем парадной двери. Сама дверь, треснувшая, валяется в коридоре. Но какой бы ни была боль, сильнее всего шок от того, в каком виде они застали дом, где прожили двадцать один год.

Просачивающийся через окна тусклый свет являет картину совершеннейшего разрушения. Большая часть мебели попросту разлетелась в щепки. На кухне пахнет газом, в дальнем углу здания из распахнутой двери их спальни сочится дым, и на обоях видны язычки пламени.

Они спешат через дом, в арочном проходе между столовой и гостиной Барри повело в сторону, он хватается за край арки, чтобы удержаться на ногах, и кричит от боли – на стене остается кровавый отпечаток ладони и клочья кожи.

Вход в лабораторию снова за сейфовой дверью, на этот раз спрятанной в примыкающей к бывшему кабинету кладовой. Дверь запитана от той же электросети, что и все здание, так что воспользоваться кнопочным набором кода не получится. Хелена включает фонарик на своем телефоне и в полутьме выставляет нужную комбинацию цифр на колесиках. Она протягивает руки к маховику, но Барри говорит:

– Давай я.

– Ничего, я могу.

– Тебе еще в капсуле умирать.

– Тоже верно.

Он подходит к двери, берется обеими руками за колесо с тремя спицами и с мучительным стоном пытается его повернуть. Ничего не движется с места, если не считать слезающей с ладоней кожи, и Барри посещает жуткая мысль: что, если механизм двери сплавился от жара? Ему видится их последний день – как они медленно поджариваются от радиации внутри выгоревшего остова собственного дома, не в силах добраться до кресла, зная, что потерпели поражение. Зная, что, если и случится очередной сдвиг реальности, они попросту исчезнут в мгновение ока – или же окажутся в мире, созданном чьей-то чужой волей.

Колесо чуть сдвигается с места и наконец поддается. Засовы отходят, дверь распахивается, открывая спиральную лестницу, ведущую в лабораторию, почти идентичную той, которую они построили в пустыне рядом с Тусоном. Только здесь им не пришлось закапываться в землю, они просто обили стальными листами каменный подвал бывшей пожарной части.

Света нет.

Оставив часть ладони на маховике, Барри спускается по штопорообразной лестнице следом за Хеленой, освещаемой лишь скудным светом от ее телефона.

В лаборатории непривычно тихо. Вентиляторы серверов молчат. Как и насос, постоянно поддерживавший воду в депривационной капсуле на уровне температуры человеческого тела. Луч фонарика скользит по стенам, пока они пробираются к дальнему концу серверной стойки. Там находится единственный сейчас источник электричества в лаборатории – комплект мощных литий-ионовых батарей.

Барри подходит к закрепленной на стене панели переключателей, отвечающих за зарядку батарей от сети. Он еще раз испытывает ничем не замутненный ужас – если взрыв повредил батареи или ведущую к оборудованию проводку, то все усилия напрасны.

– Барри, – торопит Хелена, – чего ты ждешь?

Он щелкает переключателем. Над головой загораются лампы. Серверы начинают гудеть. Хелена уже опустилась на стул рядом с терминалом, который отображает процесс загрузки.

– Батарей хватит только на полчаса, – говорит она.

– У нас есть генераторы и море бензина.

– Да, но на то, чтобы их подключить, уйдет уйма времени.

Он сбрасывает обгоревшую куртку и лыжные штаны, потом садится на стул рядом с Хеленой, которая уже печатает на клавиатуре так быстро, как ей позволяют обожженные пальцы. Из уголков рта и глаз у нее сочится кровь. Затем она тоже начинает раздеваться, а Барри идет к шкафу и достает оттуда единственный полностью заряженный шлем. Включив его, он осторожно опускает шлем на покрытую пузырями ожогов голову жены. Боль от ожогов на его собственном лице невыносима. В аптечке есть морфий, который прямо-таки вопиет, чтобы его достали, но некогда.

– Я сама закончу со шлемом, – говорит Хелена. – Приготовь инъектор.

Он хватает инъектор и, включив его, проверяет блютус-соединение с терминалом. Предплечья Хелены являют резкий контраст с обожженными ядерным солнцем ладонями. Они белые и гладкие – от вспышки их защитила куртка и несколько слоев одежды под ней, включая термобелье. Пальцы у Барри в таком состоянии, что иглой инъектора в вену жены он попадает лишь через несколько попыток. Наконец он пристегивает инъектор на ее предплечье и направляется к депривационной капсуле. Вода примерно на градус холодней идеальных тридцати шести и шести, однако тут ничего не поделать.

Барри поднимает крышку люка и оборачивается к Хелене, которая ковыляет к нему, словно раненый ангел. Он знает, что и сам выглядит ничуть не лучше.

– Если бы я только мог занять сейчас твое место, – бормочет он.

– Будет больно чуть дольше, вот и все, – отзывается Хелена, все лицо у нее в слезах. – И потом, это мне по заслугам.

– Не говори так.

– Ты не обязан проходить со мной этот путь еще раз, – говорит она.

– Я пройду его столько раз, сколько потребуется.

– Уверен?

– Абсолютно.

Она берется за край люка, перекидывает внутрь ногу.

Коснувшись воды руками, громко кричит.

– Что случилось?

– Соль. О, боже…

– Я принесу морфий.

– Не надо, он может хреново подействовать на реактивацию воспоминаний. Просто поторапливайся.

– Хорошо. До скорой встречи.