– Ага, – кивнул Артем. – Сегодня с приятелемвстретился, заговорили об этом деле и он вспомнил, что месяца два назадобращалась к ним девка по поводу изнасилования. Говорит, похожая история. Онмне и адрес пострадавшей сообщил. Сгоняй, тебе с женщиной разговаривать проще.

– Это я уже слышала, – хмыкнула я, но поехала,зайдя перед этим в кабинет Артема, где он и снабдил меня листком бумаги, накотором значилось: «Потемкина Алла Сергеевна, улица Сельскохозяйственная, домдва, квартира пять».

Артем для начала советовал мне заглянуть к его приятелю, чтоя и сделала. Минут пятнадцать я потратила на его поиски, бродя по коридорам, всвоем кабинете ему не сиделось Останавливая всех подряд и спрашивая, гдеМиронов, я наконец смогла его обнаружить.

Точно вихрь, он мчался мне навстречу, на ходу крича кому-то,чтобы выслали машину.

– Вот он, – ткнув в него пальцем, сообщила мнедевушка, у которой я как раз про него и спрашивала.

Миронов повернул голову в мою сторону и спросил:

– Вы от Вешнякова? Идемте. У меня, к сожалению, временив обрез. Значит, так. Девушка двадцати пяти лет поздно ночью возвращалась отподруги, сильно навеселе. Парень предложил подвезти ее до дома. Онасогласилась, он завез ее в какой-то подвал, причем оказался не один. Она подалазаявление, но потом передумала. Вы же знаете, большинство женщин предпочитает,чтобы о таких вещах знало как можно меньше людей. Адрес я Вешнякову сообщил потелефону. Если будут вопросы, звоните. Да, девица эта вольного поведения илюбит выпить, приврать, кстати, тоже, но на всякий случай проверьте.

Без особого воодушевления я поехала к Потемкиной. Домазастать ее не удалось, но она работала лифтером по соседству, о чем мнесообщили ее соседи.

Двенадцатиэтажка выглядела отнюдь не образцово, хоть и былапостроена совсем недавно Дверь подъезда распахнута настежь, кто-то из одаренныхдетей нарисовал на лестничной клетке черта и сделал надпись: «Дядя Боря».

На двери лифтерной записка: «Буду через пятнадцать минут». Яждала двадцать, прежде чем сообразила, что словосочетание «пятнадцать минут»можно понимать как угодно, а счастливые, как известно, часов не наблюдают.

Я позвонила в ближайшую дверь, мне открыла женщина леттридцати. На мой вопрос, не знает ли она, где можно найти лифтера, женщинаответила весьма эмоционально:

– Сегодня Алкина смена, значит, в пятьдесят шестойквартире пьянствует. Лифт-то хоть работает?

Лифт работал, я поднялась в пятьдесят шестую квартиру.Звонила я долго, прежде чем дверь распахнулась и я смогла лицезреть бабу,которой могло быть от тридцати до пятидесяти, с синяком под глазом, остаткамизубов, которые она охотно демонстрировала, в грязном халате без пуговиц, чтопозволяло видеть ее мощные нижние конечности, сплошь покрытые синяками.

Трудно поверить, что на такую кто-то позарился, опять жесопротивление она должна была оказать нешуточное – Я ищу лифтера, –сообщила я.

– А чего случилось-то? – поинтересовалась онахмуро. – Лифты работают, вон грохочут.

– Так я не их ищу, а лифтера, – удивилась я. Бабаморгнула, подумала и заорала:

– Алка, тебя ищут.

В прихожей появилась Потемкина. Эта выглядела вполнеприлично, одета чисто, правда и тут без синяка не обошлось. Увидев моеудостоверение, она стыдливо прикрыла синяк рукой. Перегаром от нее несло заверсту, пили они дня три, не меньше.

– Здравствуйте, – сказала она заискивающе. –Вот зашла чаю попить. А что случилось?

– Поговорить надо, – ответила я.

Подружки переглянулись, и Алла предложила:

– Пойдемте в лифтерную.

Тут очам моим предстал здоровенный мужик с красными глазамии волосами дыбом.

– Кому это неймется? – зарычал он грозно, нобеззубая баба ухватила его за руку, горячо шепча:

– Иди отсюда, это из милиции, черт принес. – Обоихкак ветром сдуло.

Мы спустились на первый этаж. Лифтерная оказалась маленькойкомнатой без окна, диван, стол, электрическая плитка на табуретке. Чисто, нонакурено. Я сразу же полезла за зубочисткой, мои дурные манеры вряд ли здесьпроизведут на кого-нибудь неблагоприятное впечатление.

Я устроилась на диване, а Алла за столом на расшатанномстуле.

– Жильцы нажаловались? – робко спросилаона. – Так я на работе не пью. Лифты работают...

– Я по другому поводу, – успокоила ее я. – Вызаявление в милицию писали?

– Нет, я это... отказалась от всего. А что, нашли их?

– Нет, но произошел похожий случай.

– И чего? – помолчав, спросила она.

– Расскажите, что тогда-с вами случилось?

– Ой... вспоминать-то совсем неохота. Да и с милицией ясвязываться не хочу. Я и заявление забрала, то есть я его еще и не написала, аваш... как его... фамилию забыла, давай меня стращать: да ты пьяная, да твойморальный облик... Ну я и отказалась. Говорил, добра мне желает, я и поверила.Выпиваю я, да и моральный облик... соседи такого набрешут...

– То, что вспоминать не хочется, понятно, но и выпоймите, сколько еще женщин может пострадать.

– Это конечно... если просто поговорить... Но я ничегоподписывать не буду. Это я тогда, с обиды... А мент ваш прав был, ведь срамодин. И подруге-то не расскажешь.

– Мне можно, – заверила я.

– Ага, – вздохнула она. – У Ленки деньрождения был, у подружки. Не у этой, у другой. Она у Горбатого моста живет, вновых домах. Обещала меня с мужиком познакомить, говорит, самостоятельный и неженат.

Ну, я принарядилась, в парикмахерскую сходила. Вы недумайте, что я здесь от бедности работаю, у меня и образование есть. Отец вМоскве, деньгами помогает, а вот здоровье у меня слабое, мне даже инвалидностьдать хотели. Вот я в лифтеры и определилась... Отец отцом, но работать-то надо.Короче, я при всем параде, с прической, на каблуках, костюм на мне новый. Людкакак взглянула, говорит, считай мужик у тебя в кармане.

И он мне понравился. Внешне ничего и цветы принес, а небутылку. Бутылку, конечно, тоже... У Людки гости все солидные, и я себя врамках держала, а женишок-то с пятой рюмки околесицу понес, а потом и вовсе подстол свалился. В машину загружали как неживого. – И так мне обидностало... Видно, не судьба мне выйти замуж.