Свет фар вырвал из темноты две мужские фигуры, Прячась отпроливного дождя под одной на двоих курткой, которую они держали над головойнаподобие зонта, парни попятились от проезжей части, стараясь уберечься отбрызг из-под колес моей машины, хотя и так успели вымокнуть до нитки. Одинотчаянно замахал рукой, призывая меня к состраданию, а я было проехала мимо, нопочти сразу сбросила скорость. Довольно глупо брать попутчиков в два часа ночи,в проливной дождь, когда хороший хозяин собаку из дома не выгонит, тем болеечто парней двое, а я девушка молодая, привлекательная (пока не познакомитесь сомной поближе), на дорогой машине, способной ввести в соблазн неокрепшие души.Но парни выглядели такими" несчастными, а я не из робкого десятка.

Возможно, была и еще одна причина: в моей жизни последнеевремя ничего не случалось. Ни хорошего, ни даже плохого. Оказывается, этодействует угнетающе.

Я сдала назад, такса по имени Сашка, развалившийся насоседнем сиденье и до той поры дремавший, поднял голову и с удивлениемоглянулся.

– Давай поможем людям, – предложила я, точнооправдываясь. Сашка вздохнул и настороженно замер, ожидая, что последует заэтим.

Я посигналила, привлекая внимание парней, которые, решив,что им со мной не повезло, поспешно укрылись под деревом, но, увидев, чтомашина остановилась, бросились к ней со всех ног.

– Спасибо, – пробормотал тот, что первым влез вспасительное тепло, торопливо устраиваясь на заднем сиденье, второй сунулмокрую куртку под ноги и захлопнул дверь.

Парням было лет по двадцать, может, чуть больше, один шатенс бородкой клинышком, смышленым лицом и посиневшими от холода губами. Второйказался постарше, русые волосы липли ко лбу, который украшала нешуточнаяссадина, бровь у него тоже была рассечена, но рана уже успела затянуться ипревратилась в тонкий белый рубец. Губы похожи на лепешку, распухли, хоть и некровоточили, пару зубов он наверняка утратил. Судя по всему, не так давнопарень побывал в потасовке. Сашке он не понравился, пес глухо зарычал, а яспросила:

– Куда?

– На Владимирский проспект, – ответил тот, что сбородкой, – а потом, если можно, на Рабочую. Мы заплатим, – поспешнозаверил он и полез в карман.

– Не надо, – отмахнулась я, трогаясь с места.

Парни сидели тихо, не произнеся больше ни слова.

Тот, что с разбитым лицом, зябко ежился, несколько раз стревогой он оглянулся в заднее стекло. Может, кого ограбили или это простоестественное желание оказаться подальше от того места, где тебе надавали пофизиономии. Монотонно работали «дворники», я сделала звук приемника погромче,Сашка продолжал глухо рычать. На светофоре я свернула на Владимирский проспект,и вскоре парень с бородкой попросил:

– Вот здесь остановите, пожалуйста. – Яостановилась возле гастронома. – Пока, – сказал он приятелю, пожалему руку и бегом бросился в арку, что была метрах в тридцати отсюда. Взгляды,которыми обменялись парни на прощание, были испуганными, что-то их тревожило.

«Это не мое дело», – напомнила я себе, разворачиваясь,чтобы попасть на Рабочую, на светофоре надо было свернуть направо.

– Хорошая тачка, – подал голос парень.

– Хорошая, – согласилась я.

– Наверное, очень дорогая.

– Наверное, – не стала я спорить.

– Не боитесь одна ездить? – вновь спросил он.

Я обернулась и ответила с усмешкой:

– Тебя не боюсь. А ты сам себя считаешь страшным?

Он засмеялся, по-мальчишески заразительно.

– Я вас узнал. Еще по тачке надо было догадаться, ваш«Феррари» один такой во всем городе.

То, что гражданам знакома моя физиономия, ничуть меня неудивило. Не так давно я часто мелькала на страницах местных газет и втеленовостях, разумеется, тоже местных, поскольку являлась замом Деда по связямс общественностью (так по крайней мере это звучало), а Дед здесь царь и бог водном лице. Мы довольно долго терпели друг друга, потом не сошлись во мненияхпо ряду вопросов (мы и раньше не сходились, но мне было на это наплевать, покаоднажды я не решила, что он перегнул палку). В общем, я покинула дом сколоннами и неизбежной ковровой дорожкой на лестницах и теперь обреталась навольных хлебах, то есть, говоря попросту, бездельничала, тем более что денег,благодаря тому же Деду, у меня пруд пруди, и я могла не думать о хлебенасущном.

– Вашу собаку Сашкой зовут? – продолжил парень,поглядывая на моего четвероногого друга.

– Откуда ты знаешь? – удивилась я чужойпрозорливости.

– Это все знают, – хмыкнул он, подтверждая моиподозрения, что в народе обо мне ходят легенды. Я пожала плечами и решиласказать ему в ответ тоже что-нибудь малоприятное.

– Где тебя так отделали?

– Разве это отделали? – хмыкнул он. – Виделибы вы их... Какие-то придурки пристали возле пивнушки.

– Твоему приятелю досталось меньше.

– Он – каратист, – заявил парень с таким видом,точно сообщал, что тот сам господь бог.

Я свернула на Рабочую и слегка притормозила возле новых,недавно заселенных домов, но парень молчал, и я поехала дальше. Улицанеожиданно обрывалась, впереди, прямо под холмом блеснула река, слева темнелодвухэтажное сооружение, назвать которое домом язык не поворачивался, кажется,бывшая казарма бывшей фабрики «Красный шляпник» (и такое было в родном городе).Я-то думала, что старых построек здесь совсем не осталось, все вытеснилимногоэтажки, которые росли как грибы после дождя, но казарма, вне всякогосомнения, была обитаема, над крыльцом горела лампочка, в ее свете видны былизанавески на ближайшем окне.

– Ты здесь живешь? – спросила я. Парень растянулразбитые губы в широчайшей улыбке.

– Нет, у меня скромнее... Денег правда не надо?

– Обойдусь, – отмахнулась я.

Парень подхватил куртку и бегом припустился в сторонуказармы, однако обогнул крыльцо и скрылся в темноте за этим богом и властямизабытом сооружении.

Я поехала домой, не особенно спеша. Дома нас никто не ждет,спать не хочется, так что можно еще немного поболтаться по улицам города.

Я люблю свой город ночью, особенно в дождь. Фонари,отражение огней в лужах на асфальте... Сашка робко тявкнул, и во мне проснуласьсовесть.