хочешь признаваться, то и не надо. Но мы с тобой общаемся?

– На всех уровнях, – заверил я. – Не только ниже пояса. Ты классная. И насчет искусственного интеллекта права. Только как бы он не решил почистить человечество еще радикальнее, чем мы можем сами.

– Ой, – сказала она подчеркнуто опасливо. – О таком не подумала.

Я сказал успокаивающе, как старый мудрый дед успокаивал бы ребенка:

– Даже Глобальный Искусственный Интеллект, каким бы ни стал могучим и быстрым, все равно будет без интеллекта в нашем понимании. Но нам не легче. Вдруг тот, кто получит доступ, решит почистить человечество куда круче, чем хотели бы мы?.. Страшен не ГИИ, а человек, у которого к нему доступ.

Она сказала с тоской:

– Ты меня путаешь. Вот-вот менструация начнется на сутки раньше!.. И что делать?

– Поедим и потрахаемся, – сказал я, – но есть выбор. Можно сначала вязку, потом поесть.

– Богатый выбор, – сказала она недовольно. – Ладно, как сам решишь.

– Самое верное решение, – сказал я с чувством. – Мужчинам надо доверять. По старинке.

Она поморщилась.

– Теперь еще те мужчины…

– То не мужчины, – пояснил я, – а мужики. Их, конечно, большинство, но, если честно, сейчас при нынешних темпах автоматизации уже и мужики не нужны. Не дергайся, пусть пока живут! Как подвид. Мы и так его чистим по отдельным разновидностям, типа шоу-бизнес, спорт, болельщики, всепропальщики, наркоманы, коллекционеры…

Она вздохнула, вздохнула на меня остро.

– Значит, и ты как-то причастен к тем смертям наших звезд, что прокатились по всей Москве?

– То не звезды, а гнилушки, – ответил я мирно. – Их свет обманчив.

Она опустила плечи, голос прозвучал совсем обреченно:

– Думала, уже ничем меня не напугаешь.

Автомобиль свернул на улочку, где ни магазинов, ни даже булочных, в таких обычно располагают посольства многочисленных, но не крупных стран, это чтоб каждый появившийся там был либо своим, либо подозреваемым.

Ворота из ажурно загнутых прутьев раздвинулись быстро, мотор там помощнее, чем на воротах нашей фирмы, автомобиль остановился перед крыльцом двухэтажного домика.

Мы выбрались наружу, и машиночка ловко спустилась в подземный паркинг прямо под домом.

– А теперь наверх, – сказала Рафаэлла, возвращаясь к роли хозяйки. – Не споткнись, ступенька.

Дверь в квартиру распахнула с некоторым усилием, что и понятно, между декоративными пластмассовыми панелями с двух сторон проложен толстый стальной лист во всю длину и ширину, из пистолета или автомата не пробить, работник ФСБ должен быть защищен вдвойне.

Квартира чем-то напоминает мою, тот же минимализм и артистическая небрежность, просто устройство для жилья, не уютное или милое гнездышко. Здесь уютно работать, спать и вообще жить, а на красоты можно посмотреть, включив огромный телевизор на полстены.

– Располагайся, – сказала она. – В холодильнике мясо и рыба. Что разогреть?..

– Что больше любишь, – ответил я великодушно. – Я понимаю только белки, жиры, углеводы.

Она посмотрела с интересом.

– А еще говорят про какие-то витамины…

– Это мелочи, – сказал я. – Все равно откуда-то берутся. Не против, включу кофемолку?

– Не про…

Кофемолка затрещала размалываемыми зернами, Рафаэлла запнулась, посмотрела на меня дико.

– Это ты?

– Она сама, – ответил я. – Догадливая у тебя. Учись.

Она покачала головой, продолжая рассматривать меня сузившимися глазами.

– Если еще и латте сделать догадается…

Я мысленно порылся в меню, есть такое, а в контейнере с молоком хватит на два чашки, молча дал команду сделать один латте и один двойной эспрессо.

Рафаэлла с округлившимися глазами наблюдала, как в первую чашку, заполненную черным напитком до половины, хлынула снежно-белая струйка.

– Ниче себе… Даже пальцем не потыкал! Теперь верю, что доктор наук.

– Да ладно, – сказал я благодушно. – Любой водопроводчик умеет.

Она покачала головой.

– Что у вас за водопроводчики такие…

Я взял чашки с подноса и переставил на стол.

– Мне хватит чашки кофе, да и ты, судя по твоему дыханию, не голодна.

Она посмотрела на меня исподлобья и таким взглядом, словно хотела боднуть.

– По дыханию? По нему только гнилые зубы…

– Не только, – сообщил я загадочно. – Даже о настроении можно узнать, но это выше моей квалификации. Пей, остынет.

Она вздохнула, опустилась на сиденье стула, на меня продолжает поглядывать с опасливым ожиданием.

Чашку тоже взяла с таким видом, словно та может лопнуть, а то и расколоться в ее ладони. Я пил мелкими, но быстрыми глотками, температуру определяю до сотых долей градуса, но приходится делать вид, что одним глотком не смогу, горячо.

– Как быстро меняется мир, – пробормотала она. – Только что вручную молола!.. А теперь вот по одному твоему виду догадывается, что и как делать.

– Кое-что ты делаешь лучше, – заметил я. – Хотя, конечно, техника совершенствуется быстрее человека, тем более женщины. Мир не готов к таким скоростям, пошел вразнос, все ломается, особенно мораль и наше восприятие мира.

Она взглянула поверх чашки.

– Создание движения мерикратистов… это реакция на ломку в обществе?

– Ага, – сказал я, – уже услышала?

Она сдвинула красиво вылепленными плечиками.

– Все общества, что создаются, попадают к нам на карандаш. Обычно это пустячки, вроде общества защиты бабочек, но мерикраторы, как у нас сказали, могут разрастись до чего-то грозного и опасного, время для них подходящее.

Я сделал глоток, ответил задумчиво:

– Надо подкинуть им идею… запретить публикации в прессе предсказаний астрологов, ведьм и прочего мракобесия! Установить высокие штрафы, а при повторном случае закрытие этих газет и блогов…

– А ты, – спросила она, – меритократ?

– Сочувствующий, – ответил я. – Попутчик. Как пролетарская мелочь называла Маяковского. Гм, ты догадостная… Раньше я считал, что красивые и умные женщины только в кино.

Она польщенно улыбнулась.

– Ты настолько юн? Кстати, как вообще твоя личная жизнь?

Я отвел уклончиво:

– Когда понимаешь, что надо выполнить свой долг, приходится забыть о личном.

– Тогда ты юн, – определила она. – Это у них пока надеждою горим, пока сердца для чести живы…

– Ум ленивее тела, – сообщил я ей новость, – шевелюсь только потому, что припекло, и все летит в пропасть… Раньше было просто, нравственные качества нормального человека вполне заменяли законы.

Она фыркнула:

– А много нормальных? Остальным нужны законы!

– Не спорю, – согласился я. – Но я нормальный.

Она прямо посмотрела мне в глаза.

– Поняла, поняла. Но закон всегда закон, а ты всегда нормальный?

– Всегда, – сообщил я.

Она вздохнула.

– Если человек не испытывает желания преступить хоть одну из десяти заповедей, значит, с ним что-то не так. Потому законы не зря!

– Не зря, – согласился я. – Но есть кое-что выше закона. И Сулла это понял.

Она мгновенно насторожилась, хотя не подала виду, так же спокойно и расслабленно сделала последний глоток, опустила очень замедленно чашку на стол и прямо посмотрела мне в глаза.

– Кажется, я понимаю…