class="p1">– Народ переубедить можно, – сказал я невесело, – но с терапией опоздали, осталась хирургия. Ее результат виднее, это понимает сразу даже самый простой.

Она сказала ровным голосом, не меняя выражение лица:

– Физическое устранение?

Я кивнул.

– Если звезды шоу-бизнеса начнут дохнуть от передозировки, а звезды спорта от инфарктов и прочих инсультей, это же нормально? Народ примет со злорадством, а на общество подействует оздоравливающе. Сейчас школьницы мечтают стать эскортницами, а так, глядишь, передумают, когда увидят, какая у тех жизнь короткая.

Она взглянула с некоторым испугом.

– Убивать и женщин?

– У нас разве не равноправие? Во-вторых, эскортницы не женщины, а те же грязные бляди, только почище и подороже.

Она вздохнула, взглянула с осуждением, мало кто из женщин не мечтает хотя бы часть жизни провести в роли эскортниц в обществе миллионеров на яхтах и роскошных курортах для высшего света.

Я молчал, непонятно как примет такие жесткие реалии, она наконец вздохнула, поднялась из-за стола и начала собирать чашки.

– Переоденусь, – сообщила она усталым голосом. – А то эта блузка службой пахнет.

– Иди, – сказал я, – сам помою. Уже как-то пробовал.

Она невесело улыбнулась.

– Ну да, ты же холостяк, справишься.

Глава 7

Прикрыла за собой дверь ванной, но неплотно, чтобы я мог при желании заглянуть или присоединиться, но я лишь проводил ее взглядом. Похоже, тряхнул здорово, даже не двигала задом, хотя догадывалась, что смотрю вслед.

Человеку, чтобы разорвать свои цепи, дозволены все средства без исключения. А эта гребаная демократия приковала нас к корыту, и мы счастливы, что стыдно и позорно. Да, народ всю свою историю голодал, но сейчас наконец-то сыт, и некоторые уже начали поднимать голову от корыта…

Что правильнее: бить по этим головам или же помочь остальным взглянуть на небо? Критиковать может любой дурак, и почти все из них именно этим и занимаются.

И все же, убрав два-три десятка сволочей, разрушающих общество, я тем самым сберег для планеты кислород и не допустил загрязнения экскрементами этих существ.

Она вышла уже свежая, женщины наконец-то научились одеваться быстро в этом жестком мире, где за мужчин приходится конкурировать, блузка с глубоким вырезом, брюки сменила на миленькие шортики, что и понятно, ноги отшейпинговала длинные и безукоризненной формы.

Я сказал с подчеркнутым восторгом:

– Элита!.. Тебя нужно клонировать, чтобы красивые женщины не исчезали в океане толстух.

– Вот еще, – сказала она недовольным голосом, но польщенно заулыбалась. – Я старалась, цистерны пота пролила в спортзале, а другим просто так?

– Для человечества, – напомнил я строго, – никакие жертвы не чрезмерны.

– Не дамся, – отрезала она. – Пусть тоже помучаются. Я злая. Спасибо, что помыл посуду! Трудно было?

– Конечно, – подтвердил я. – Целых две чашки! Пойду прилягу, не против?

Она сказала милостиво:

– Иди-иди. У меня там лучшая перина из Габриэля Маркеса.

Вошла в спальню за мною следом, прыгнула на постель, но глаза оставались серьезными, легла ко мне лицом.

– А ты злой?

Я сдвинул плечами.

– Должен быть злым, но не получается. Люди в массе своей не видят, что их стремительно несет в пропасть, а те немногие, кто видит… те ну… абсолютно интеллигентно пассивные.

– Обязательно в пропасть?

– Сама видишь, – сказал я. – Все ускорилось, а человечек тот же. Разумная душа, владеющая телом, так было в Средние века, а сейчас тело владеет всем на свете! И только оно в центре внимания. И реакции те же. Сейчас целые эпохи проносятся за недели!..

Она вздохнула.

– Но нельзя же… даже астрологов и прочих истреблять вот так просто?

– А как можно?

– Просвещением, – ответила она и, судя по моему лицу, сама ощутила, насколько это прозвучало жалко и беспомощно, – культурой, повышением образования…

Я сказал с сочувствием:

– Не успеваем. Прогресс уже не поезд, а реактивный самолет. Да и кто станет образовываться, когда ему и так хорошо?.. Вся цивилизация, да и культура, оказались заточены под дурака и для дурака!..

Она сказала уже больше по инерции:

– Никто не должен принимать решения за народ…

– А я не народ? Когда говорят «народ», почему подразумевают только самых тупых и неразвитых?..

– Их большинство, а демократия – правление большинства.

Я сказал зло:

– В жопу такую демократию! Править должны умные.

Она посмотрела на меня исподлобья.

Но я промолчал, что-то у нас пошло не так, странно лежать в постели с полуобнаженной женщиной и говорить о судьбах человечества, но когда заводишься, нужно как-то стушевать ситуацию.

– Культура, – сказал я, – здорово… но сиськи – это сиськи. Сними маечку. Пусть участвуют в разговоре.

Она с готовностью сбросила и шортики, сказала с вызовом:

– Давай без дискриминации! Пусть я вся буду участвовать.

Я направил поток крови в оба пещеристых тела, Рафаэлла довольно засмеялась и потянулась ко мне всем телом.

И хотя мы давно не подростки, ритуал знаком во всех деталях, но эволюция сумела сделать это занятие самым зовущим и сладостным, иначе жизнь вообще бы прекратилась, и планета осталась бы голой и каменистой, как спутники Сатурна.

Когда койтус тряхнул нас, пронзив сладостной болью от макушки до пят, мы рухнули рядом, не расцепляя рук, она перевела дыхание, сказала хрипло:

– Ты не только стреляешь классно…

– Я еще и крючком вяжу, – сообщил я скромно. – И на спицах. Хоть и не пробовал.

Она отпихнула меня, оставшись рядом, раскрасневшаяся, с блестящими глазами, дышит все еще часто, сказала чуть хрипловатым голосом, но уже обвиняюще:

– Ты еще в прошлый раз узнал, что у меня оргазм клиторальный! Как? У меня в личном деле такого нет.

– Откуда знаешь? – ответил я. – У тебя доступа нет.

– А у тебя?

– По глазам увидел, – сообщил я. – Хоть у женщин и брехливые, но я еще и дешифровщик сложных систем.

Она охнула.

– С ума сойти! И крючком вяжешь, и женщин раскалываешь, как спелые орехи. А я сложная?

– В достаточной степени, – милостиво согласился я. – Хотя я бы подправил ДНК и пару аксонов. Кривые какие-то.

Она укрылась до половины одеялом, сказала с неудовольствием:

– Надо посмотреть в зеркало. И что еще?.. Такое, чего нет в моем личном деле?

– Обижаешь, – сказал я. – Зачем смотреть твои файлы? Пусть хоть что-то останется тайной.

Она буркнула:

– От тебя да останется?.. Ладно, может быть, тебе все-таки поджарить бифштекс? У меня есть запас в холодильнике. Да и у меня что-то аппетит проснулся.

– Мне можно один кофе, – ответил я, – и адын булочка. Я местами вегетарианец, не могу, когда ради моей отбивной убивают овечку.

Она фыркнула.

– Овечку жалко, а людей нет?..

– Овечка в нашей дури не виновата, – напомнил я. – А человек уже рождается виновным,