Абу закончил обработку раны, изучил вторую, на груди. Было приятно смотреть, как мягко и уверенно двигаются полноватые руки южанина, исполняя спокойные округлые жесты. Вот посол пригласил забившегося в угол двора слугу и велел простым и очевидным движением гонять мух: исполнил невысказанное вслух пожелание сына тумана. Второго человека Абу послал добыть и нагреть воду, третьего, осторожно выглянувшего из темного провала сломанной двери конюшни, отрядил за тряпками. Сел к следующему раненому, смешал настойку и напоил его, поддержав под затылок.

– Ты не ушел, – ехидно прошелестел голос Виона.

– Жду, – выплюнул Кортэ слово, уже навязшее в зубах.

– Ну-у, даже кебшей проще вынудить уступить золото, – пожаловался Бас, жутковато вибрируя низкими звуками «у», поднимающими тонкие волоски на спине и шее.

– Так то люди, а я – Кортэ, – припомнил давнюю похвальбу сын тумана. Деловито добавил: – Пусть встанет у двери и держится за ручку. Я потяну, его вышвырнет в коридор. Я закрою дверь… изнутри. Как понял?

– Короля толкать? Взашей? – усмехнулся Бас.

– Я нэрриха, мне можно, – дозволил себе Кортэ, с удовольствием отмечая: служитель, чьи раны лекарь уже зашил, дышит достаточно ровно и пока что умирать не собирается. – Жду.

Снова повисла тишина. Мухи, разогнанные усердным слугой, раздраженно гудели и кружились поодаль. Пахло кровью, потом, еще чем-то кислым, крепким – вином и старым перебродившим сидром, как предположил Кортэ. В облаке болезни томились малознакомые ароматы южных трав… Абу едва слышно звенел склянками, добавляя новые оттенки звучания в слабый ветерок, откупоривая бутылочки и считая капли.

– Иди, – разрешил Вион своим обычным голосом. – Договорились.

Абу напрягся и замер, глядя вниз и снова отказывая в совете и даже ободрении. Сын тумана зло зашипел, оттолкнулся ладонями от горячих камней двора, встал в рост. Единственная причина, какая могла вынудить посла к отказу от общения, была понятна и ужасна. Вион себя утратил, нечто чуждое теперь владеет всеми его мыслями, опытом и знаниями. Когда Кортэ войдет в комнату, он, может статься, тоже сгинет, пополнив силу неведомого врага…

– Сволочь ты, – с выражением сказал сын тумана, глядя на посла.

– Жду, – взялся за свое Бас, гулко ухнув «у» в конце слова.

Оттягивать неизбежное сделалось невозможно. Кортэ шумно, со стоном вздохнул, признаваясь хотя бы себе: торговался он не только за жизнь короля, но и за это свое право оставаться как можно дольше вне комнаты. И то, что холодной юркой ящерицей скользит по спине – оно не только пот, оно еще и самый обычный страх.

Бесстрашие людей перед лицом смерти – фанатизм, глупость или просто отчаяние. Бесстрашие нэрриха – всего лишь непоколебимая уверенность в чуде перерождения. Если знать, что ты не сгинешь, как бы ни завершился бой, это уже и не мужество, наверное. Спокойствие детей ветра в бою может включать что угодно, от безразличия до скуки, от бравады и до отвращения к играм людей, случайно или намеренно затронувшим существо с непостижимыми для них, смертных, способностями.

Сегодня Кортэ ощущал себя смертным. Солнце светило яростно, дышалось легко, каждый миг представлялся необыкновенно ценным, неповторимым, достойным бережливого к себе отношения. Страх смерти оттенял жизнь и делал бытие рельефнее, ярче. Сын тумана с новым уважением покосился на багряных, вступивших утром в поединок с непосильным врагом. Братья твердо и сполна знали свою смертность – и все же исполняли долг.

Нэрриха ловко выудил из воздуха сразу трех мух, растер в кулаке. Вздохнул и чуть вразвалку пошел со двора, переступил обломки парадной двери, взобрался по лестнице – в узкий темный коридор. В конце его, у поворота, имелось малое оконце, оттуда тёк по капле свет, делая сходство места с преддверием смерти – окончательным и полным. Кортэ задумчиво потер затылок. Тот, кого он избрал себе в учителя – ныне покойный Ноттэ – пожелал избыть чуму. Ноттэ наверняка знал, чем будет вынужден оплатить успех. Все же он исполнял замысел уверенно, так, словно умел шагать по последнему коридору без отчаяния. А ведь Ноттэ не был фанатиком! Можно подумать, ему, лучшему из нэрриха, впрямь было дано особенное право – жить сколько угодно и уйти, когда станет необходимо.

Шаги босых ног отчетливо простучали по полу, замерли у самой двери. Кортэ прокашлялся, покосился еще разок на дальнее оконце – и резко рванул медное кольцо на двери. Короля буквально вынесло в коридор, нэрриха успел отметить: живой, немного бледноват, но серьезных ран не заметно. Для порядка сын тумана добавил его величеству скорости, толкнув локтем в спину и направив в нужную сторону – к лестнице. А сам шагнул через порог.

Дверь закрылась за спиной.

Воздух вокруг тела сразу сделался густ: то, что угнездилось в Вионе, сосредоточило внимание на сыне тумана, очень ценном, добытом многими уступками и обещаниями. Кортэ облокотился спиной на дверь и тоже позволил себе рассмотреть врага. В конце концов, он пока что цел, он еще хозяин своему телу и разуму, а значит, игра не проиграна.

Вион сидел на полу, в самом темном углу. Был он бледен до синевы губ, плечи держал криво, неестественно. На вошедшего Вион взирал, ненормально вывернув голову, снизу-сбоку. Рот был открыт, тонкая струйка слюны стекала по губе и пятнала рубаху. Ничего кроме этой одежды на теле не было, зато имелись три раны, отчётливо заметные по бурым пятнам на ткани. Кровь спеклась коростой – на плече, боку и ноге. Дышал Вион через рот, хрипло, а еще он постоянно сипел, по-звериному принюхивался, шевеля ноздрями. В глаза чудищу Кортэ не осмелился заглянуть – тьма и пустота ощущались и без того, они били в пришедшего сплошным потоком внимания.

– Я благодарен тебе, – Вион дернул шеей и сглотнул слюну. Снова нагнул голову, принюхался. – Все, кто рвал меня на части, смешивая с собой и пробуя ослабить, по разным причинам выведены из игры или мертвы. С кебшами было тяжело, да и Зоркие меня донимали, пробовали смешными своими средствами поработить. Вынуждали тратить силы… Ты не тронул оковы, мальчишка выжил, но сломался и принял меня. Он удобный. Жадный и слабый. Хватит о нем. Наконец мы с тобой свободны от чужих условий и можем заключить настоящий договор. Выслушай предложение, достойный.

Вион скорчился, заскреб пальцами, которые слушались его неохотно и неполно. Тело постепенно сгорбилось в сидячее положение чуть правильнее, откинулось на стену. Лицо нацелилось на Кортэ. От прямого взгляда твари тело тына тумана стало наливаться тяжестью, ноги словно врастали в пол. Кортэ поморщился, кое-как кивнул. Он пока что привыкал к обстановке, осматривался и старался справиться с дрожью. То есть тянул время и искал способ выиграть.

– Слушаю.

– Умный выбор, – Вион облизнулся и задышал чаще, по-собачьи высунув язык, прихихикивая. – Правильный. Я – сила, ты – воплощение. Ты нужен мне, чтобы пребывать в мире, я нужен тебе, чтобы сотрясти этот мир до основания и сделать своим по праву. Подойди ближе и вдохни меня, ибо я – аромат великой власти… Я кружу голову и свожу с ума? Ты напрасно опасаешься перемен, – голос загудел басовитыми нотами, Вион заспешил выталкивать слова, сглатывая окончания и давясь ими, как рвотой. Он клонился вперед, опираясь на руки, тянулся ближе к желанному собеседнику… а вернее вместилищу себя. – Мир меняется ежедневно, мир весь – течения и порывы, волны и ветры. Я дам силу видеть его целиком и менять по усмотрению. Ты потерял учителя? Поправимо и это, все отныне в руках твоих. Нет в сказанном ни слова лжи, ты знаешь… ибо мы уже начинаем дышать в такт. Ты моя плоть, я – твоя жажда. Золота хочешь? Только потяни, и все оно будет твоим. Святости и поклонения алкаешь…