она о нем думает. Его не было рядом, когда он был нужен. И кто ей помог?

Коста громко рассмеялся, и пьяницы ускорили шаг, пытаясь убраться прочь побыстрее.

Его ребенка растило привидение. На картинке Ники нарисовал маму и алую даму. Реджина Доксвелл помогала Элисьене, а не отец ее ребенка. А теперь в Виларе проводят самый масштабный ритуал, что он когда-либо видел, и… лучше бы не оставлять черный дом без присмотра.

Коста остановился, покрутился по сторонам, пытаясь понять, куда он забрел, и увидел над крышами купол храма. Дверь оказалась открыта, и он вошел в прохладную темноту, чтобы помолиться. Раньше он просил о помощи, подсказках, об упокоении родителей, что покинули мир так рано. Сейчас Косте нужно было прощение, но слова путались и душа не находила себе места, и вскоре он понял, что молить об этом надо не здесь и не того.

Статуя светлой Мауриции была бела и холодна. А женщина, на которую ему теперь стыдно смотреть, теплая словно ясное утро и полна жизни и красок. Коста вздохнул и прижался лбом к мраморным ступням, а потом вскинул взгляд на статую.

По белым мраморным щекам медленно ползли две темные полосы. Статуя светлой Мауриции снова плакала кровью.

* * *

Я пробудилась как от толчка, выпустила теплую ручку Ники из своей ладони. Вчера пришла посмотреть, как он спит, да так и уснула рядом с кроваткой. Ровное дыхание, длинные реснички. Сердце щемило от любви и нежности, и от жгучей вины.

— Перестань, — прошептала Реджина, появляясь рядом. — Ты ведь не сделала это.

— Но могла.

— Ты бы передумала и без меня.

— Специально так говоришь, чтобы меня утешить.

Она покачала головой, а я поднялась и оправила платье. Тело затекло, и теперь одну ногу покалывало точно иголками. Прихрамывая, я побрела к себе в комнату, а Реджина уже была там — сидела перед моим зеркалом, вглядываясь в пустое отражение.

— Думаешь, это кулон? — спросила она.

— Я заберу его у Косты, чего бы мне это ни стоило, — пообещала я, раздеваясь.

Этим вечером Коста избегал смотреть на меня. Быть может, я вовсе стала ему противна. Что бы я чувствовала на его месте? Что бы сказала, узнав, что из-за чьей-то слабости само существование Ники было под угрозой?

Я забралась в постель, но голова болела и в горле стоял комок.

— Спи, — прошелестела Реджина. — Не дует? Быть может, закрыть окно?

Ее прикосновение было как легкий ветерок, унесший мои тревоги. Тиски, сдавливающие голову, разжались. Прерывисто вздохнув, я благодарно улыбнулась, и мои веки смежились.

Я провалилась прямиком в сон и побежала по высокой траве навстречу мужчине, который любил меня и принимал такой, как есть…

Когда моя кровать скрипнула и прогнулась под чужим весом, комнату уже освещали рассветные лучи. Быстро повернувшись, я уставилась на Косту, который вытянулся поверх одеяла рядом со мной.

— Технически я не нарушил твой запрет, — сказал он. — Невидимую линию я не переступал.

Занавески слегка колыхались на открытом окне.

— Ты такая красивая по утрам, Лисичка.

Всхлипнув, я потянулась к нему и обняла за шею.

— Прости, — попросила я, задыхаясь от вины и от облегчения, и от того, что он рядом, со мной, здесь... — Прости меня.

— Мне было так больно, — пожаловался Коста, гладя меня по волосам. — Когда ты сказала… Точно нож в сердце по рукоять.

— Мне тоже больно, — я уткнулась головой ему в грудь. — Я так виновата…

— Это я виноват, Элис, — возразил он, целуя меня в макушку. — Никогда себе не прощу…

— Ты? — я вскинула на него удивленный взгляд, но в светлых глазах не было ни злости, ни укора, только печаль.

Коста погладил меня по щеке, убрав непослушную прядь.

— Я должен был найти тебя. Я приходил на похороны старого Доксвелла, надеялся увидеть тебя там…

Он рассказал мне так много: о некросе, чуть не сожравшем его в какой-то глухой деревне, о патруле, куда его отправляли в разные концы страны, о балах…

— Я искал тебя даже там, — шептал Коста. — Но видел только во снах. Как ты жила без меня, Лисичка?

И я тоже открылась ему, рассказав и о приезде, и о встрече с Реджиной, и как бегала от нее по всему черному дому. А потом — как узнала о беременности от нее же, первой почувствовавшей во мне новую жизнь.

— Я боялась, — призналась я, опустив ресницы. — Мне было так страшно, Коста. Но я полюбила его! Я люблю Ники так сильно, как только могу!

Рассказала и про дела: как стремительно таяли деньги Доксвеллов, а поставщики норовили меня обмануть, и как постоялец пытался залезть ко мне в спальню, а вместо этого скатился с лестницы, убегая от разъяренного привидения.

Коста хмурился, и его лицо каменело. Но я хотела, чтобы он наконец понял, что значит для меня Реджина, и через что мы с ней вместе прошли. Поэтому я говорила все, не заботясь о том, как выглядела в его глазах: напуганная, бестолковая или попросту слабая. Но теперь я другая. У меня есть дело, достаток, сын и лучшая подруга.

— Маленькая моя Лисичка, — пробормотал Коста. — Ты была совсем одна…

— С Реджиной, — упрямо поправила я.

— Видимо, мне придется свыкнуться с мыслью, что я теперь обязан привидению, — ворчливо произнес он.

— Дашь ей кулон? — попросила я, и Коста тут же кивнул.

— Если это поможет освободить ее от пут и отправить подальше — с радостью. Однажды он уже принадлежал Реджине Доксвелл. Мой прапрадед подарил кулон своей возлюбленной в знак того, что готов жениться на ней. Она должна была вернуть подарок, отвергнув его притязания.

— Но в итоге он женился на другой, — вспомнила я портрет, с которого растерянно улыбалась блондинка.

— А что ему оставалось, если его любовь растоптали, — ответил Коста. — Насколько я помню, Лувий эль Брао женился в достаточно солидном возрасте, когда раны прошлого успели зажить.

— А в чем действие кулона?

— Это достаточно простой артефакт, но мощный. Он может накапливать энергию и отдавать, — пояснил Коста. — Похоже на поток живительной силы. Когда меня ранил некрос, я бы вряд ли выжил без кулона.

Я коснулась его груди, провела чуть ниже,