– Да тогда и разговаривала, на золотом дне! Вы же сами знаете! Мы договорились потом созвониться, вечером, но она не отвечала. Я тогда еще начала волноваться, но не очень, мало ли куда она могла отправиться. Хотя…

Илайда снова замолчала. Только бы не начала плакать.

– Хотя?.. – тихо повторила Айше, вдруг вспомнившая, что так обычно делают психоаналитики: повторяют, как эхо, последние слова больного.

– Хотя она никогда так не поступала. Если у меня были проблемы или дело, она всегда… сразу же… больше мне не с кем было…

– Она вас любила, Илайда.

– Да, любила… она бы сразу…

– Может быть, вы расскажете мне суть? – рискнула Айше.

Если ей действительно больше не с кем обсудить свои проблемы, вряд ли она не воспользуется случаем. Ей нужен взрослый понимающий собеседник, и коль скоро на Гюзель надежды нет, на ее месте может оказаться кто угодно. Ведь это она сама решила приехать.

– Господи, я совсем запуталась… вы себе не представляете… это надо с самого начала. Как-то все одновременно… вы, кстати, знаете про моего брата?

– Про машину? Знаю. Это действительно оказалась его машина?

– Его. В том смысле, что она на его имя записана, но он клянется, что просто помог приятелю, которому надо было ее на кого-то оформить. Якобы машина принадлежит фирме этого приятеля, и он попросил Тимура, чтобы избежать каких-то налогов, что ли. Мама поверила, конечно.

– А вы?

– А что я? Уж я-то никак не могла поверить. Я своего братца знаю. Я и с тетей Гюзель-то хотела посоветоваться…

Похоже, имя, произнесенное вслух, снова вернуло Илайду к тому страшному событию, из-за которого она оказалась здесь. Айше не позволила паузе затянуться и заполниться слезами:

– Вы ей звонили из-за этой истории с машиной?

– Нет, я тогда еще ничего не знала про машину, вернее, утром уже знала, мне мама позвонила, а вечером… нет, я не поэтому. Вы пользуетесь интернетом?

Айше удивилась.

– Пользуюсь… иногда. Честно говоря, если информацию можно добыть по старинке, предпочитаю не связываться. Меня и муж, и коллеги за консерватизм ругают. Я и машину не вожу, боюсь.

– Неважно, – отмахнулась Илайда, и это нежелание слушать что-либо о чужих проблемах показалось Айше добрым знаком: значит, готова говорить о собственных. – Просто все это началось с интернета. Мне почему-то всегда было нелегко заводить друзей, к тому же их родители всегда становятся друзьями моей мамы… а в интернете… сами понимаете.

Айше понимала. В интернете ты можешь быть кем угодно, это своего рода сцена, на которую позволительно выходить всем и в любом гриме. Она сама, как и большинство людей ее поколения, не нуждалась в такого рода общении, но принимала как данность тот факт, что молодежь совсем другая и что без компьютера современная жизнь немыслима. Молодые читают в компьютере, знакомятся в компьютере, учатся в компьютере, может быть, и влюбляются в компьютере.

Или изменяют мужу. Интересно, виртуальная измена – это все-таки измена или нет?

– …много друзей, – говорила Илайда, – и один мой друг… или поклонник, если хотите, он живет в Анталье, и когда я сказала, что брат там работает каждое лето, он решил его поискать и познакомиться. А когда не нашел, то стал выяснять. Подключил какие-то связи, и недавно выяснилось, что никакой такой фотостудии там нет и никогда не было. Но ведь Тимур летом уезжал и где-то работал, и зарабатывал, судя по всему, приличные деньги. Я боялась, что он связался с каким-нибудь криминалом, а теперь еще эта машина. Откуда она у него? Я рассказала тете Гюзель, она ведь журналистка, то есть не только поэтому, я вообще ей все рассказываю… рассказывала. Она обещала встретиться с Тимуром и поговорить…

Вот как просто. Интересно, она понимает, что делает? Только что она практически выдала своего младшего брата на растерзание правосудию. Ведь если Гюзель договорилась встретиться с Тимуром после золотого дня, и он приехал к месту встречи на машине, и он действительно замешан в каком-нибудь криминале, то…

То разве он бросил бы на пароме машину? Конечно, нет. И вообще непонятно, почему он должен был поспешить на встречу с подругой матери, как только она ему позвонила. Неужели у него не было более интересных планов на вечер пятницы? Или она пригрозила ему чем-то, отчего эта встреча стала для него важной, или все было как-то не так.

– Вы ей это рассказали на золотом дне? И она позвонила Тимуру оттуда?

– Нет, про Тимура я ей раньше рассказала… на прошлой неделе, но она с ним поговорить не успела.

Так. Гюзель, хоть она и пишет только о женских проблемах, все-таки могла что-то выяснить. Время у нее было. И, значит, Тимур вполне мог помчаться на эту встречу по первому требованию. Если она пригрозила ему разоблачением (неважно, чего именно), то юноша мог захотеть от нее избавиться. Если он замешан в чем-то серьезном, вроде наркотиков. Мог испугаться и воспользоваться случаем. Когда еще такой представится: ночь, ветер, паром качает, все пассажиры, которых не так и много, сидят в салоне или в машинах, на палубе никого…

Айше так ясно представила себе эту картинку, словно ей показывали ее на экране. Они, конечно же, вышли на палубу, чтобы их разговор никто не услышал. Конечно же, закурили. Женщина пытается убедить парня, с которым говорит, как с маленьким, что наркотики – это плохо и опасно, что она знает и любит его с колыбели, что ради своей семьи и матери он обязан покончить с этим. Ей холодно, ветер и брызги волн смешиваются в темноте и мешают ей говорить и подбирать слова. Те, что она, конечно, подготовила заранее, из-за качки и ветра теряют свою убедительность, а мальчишка глядит на нее насмешливыми глазами, и ему совсем неинтересно, что такое хорошо и что такое плохо. Он и сам это знает. Эти тетушки вместе с его маменькой с детства донимали его нравоучениями. И он знает все, что она может ему сказать. Как знает и то, что она не отвяжется. А раз так, то чего проще: один удар, рывок – а остальное доделают море, холод и ветер…

Но почему же в таком случае он оставил там машину?!

Почему они вообще разговаривали на палубе, если могли сесть в машину, где их уж точно никто бы не услышал? Где можно включить печку и не зависеть от холода и брызг? Или он выманил ее специально?

Нет, такие вопросы пусть ему задают в участке. Интересно, его сестра понимает, что ее показания…

– Значит, вы не об этом секретничали с ней на золотом дне? Я, честно говоря, кое-что слышала. Случайно.

Видимо, где-то здесь проходила граница между тем, что Илайда была готова рассказать, и тем, что она намеревалась скрыть, потому что взгляд ее заметался, а глаза вновь наполнились слезами.

– Вы слышали? Но это же… это совсем другое. Я вам лучше про браслет расскажу. Про то, как он нашелся.

– Про браслет потом, Илайда, – Айше решила проявить строгость. – Давайте-ка по порядку. Чтобы я ничего не домысливала. В конце концов, то, что не имеет отношения к этим смертям, останется между нами и все. И вы, если не захотите, сможете со мной никогда не встречаться. Дело в этом вашем… друге, правильно?