делает с людьми мужик за окном. Арик позвонил, он соскучился, предложил заехать за ней и отвезти на работу, у него выходной выдался. Так у Ляли в момент крышу снесло, забегала, как горная коза, собираясь в свой салон, точнее, на дорожную свиданку – только по дороге им удастся обменяться поцелуйчиками. Вчера переработалась, еле ноги притащила, и свысока упрек кинула Ирэне, валявшейся на диване:

– Как видишь, меня не пристрелили.

Ирэна мгновенно парировала:

– Еще не вечер.

– Типун тебе на язык, дура, – огрызнулась Ляля, рухнув в кресло. – Ты хоть поесть приготовила? А то от тебя никакой пользы.

Ирэна за словом в карман не полезет, недаром на рынке и в дождь, и в снег, и в несусветную жару стояла, видела она перевидела всяких:

– Тебе от меня пользы больше, чем от тебя мне. Кое-кого из модельеров я от смерти спасала, не будем показывать пальцем – кого именно. А ты мне мои же денежки не хочешь отдавать. Жадюга.

– О-о-ой! – застонала Ляля, закатив глаза. – Господи, за что ты мне послал это? – указала она обеими ладонями на Ирэну. – Короче, подруга, я хочу есть. Что у нас на ужин?

– Пшенная каша и гуляш. Но вы же привыкли к фуагра из печени гуся, которого довели до цирроза. Я читала.

– Она еще и читать умеет.

– Будешь оскорблять, все выкину.

Вот так они и живут, только ночью полноценный отдых, когда Лялечка спит, или когда она уходит на работу. Наступило утро и вернулись шпильки, причем Ирэна себя считает святой по сравнению с упрямой модисткой. Нет, оделась сначала в обычную рабочую одежду – джинсы, рубашку, жилет, но Арик своим звонком заставил ее переодеться в брючный стальной костюм собственного производства – это когда на улице теплынь.

– Ой, ой, пудрится она… – издевалась Ирэна над Лялей. – С каких это пор? Смотри, чтобы он тебя по дороге не стукнул молотком.

– Как ты мне надоела!

– Или платок с наркозом под нос сунет, потом на части разрежет…

– Разрежет, не разрежет… тебе-то какая разница?

– А мои денежки! Отдай, а? И я исчезну из твоей жизни.

Ляля, мерзавка, научилась платить той же монетой, она улыбнулась Ирэне и ласково сказала:

– Ты мне дорога, как память о Танечке. Прости, звонит Аристарх. Может, все же поедешь со мной на работу?

Ирэна отрицательно покачала головой, протянув руку с пультом в сторону телевизора. Козочка тридцати пяти лет ускакала, а Ляля вздохнула:

– Беги, беги. Я тебя доконаю, ты меня отпустишь.

Тем временем Ляля села в машину к Аристарху, чмокнула его в щеку, он тронул машину с места и высказал недовольство:

– Слушай, нельзя же быть настолько помешанной на работе. Мы вообще перестали видеться.

– От меня зависят люди, их благополучие, они мне поверили. Я всегда боялась, что однажды нечем будет им заплатить. И вдруг столкнулась первый раз с таким наплывом покупателей, моей радости нет предела, я ловлю этот момент, чтобы задел на будущее был.

– Я не сомневался, что у тебя талант. Но есть выход.

– Какой?

– Переезжай ко мне. Хотя бы ночами будем видеться.

Три месяца Ляля находилась на пике счастья, ожидая лишь намека, что их отношения надолго. Три месяца жила мечтами, да, мечты убогие, как считают гламурные клиентки, но с ними она не делится своей убогостью, это внутри пестуется, ведь еще не поздно и родить, некоторые за сорок справляются с этим делом. И вдруг Аристарх говорит прямо… а она не может согласиться! Хоть плачь.

– Пожалуйста, Аристарх, давай чуть позже?

– Не хочешь? Я тебя обидел?

– Хочу. Очень хочу… Но позже… ладно?

В смертельных обстоятельствах Аристархом рисковать не будет.

Одному Ване весело, он играл с сеттером во дворе,

…а в гостиной шло совещание, если гробовое молчание можно так назвать. Глебу Егоровичу и Платону о катастрофе сообщила Надежда Артемовна, ее сил хватило только на это, потом она беззвучно плакала. Марк, слышавший все из своего укрытия, принес ей стакан воды, а Глеб Егорович сказал ему:

– Мои капли принеси, отсчитай там сколько-нибудь. Мне они ни к чему, а ей в самый раз.

Поставив стакан на столик, Марк при своей комплекции метеором смотался и принес рюмку, сообщив Глебу Егоровичу:

– Сорок капель накапал, мало?

– Сгодится, – махнул рукой Зарубин-старший и в приказном порядке рявкнул Надежде Артемовне: – Пей! Я что сказал?

Послушно взяв рюмку, она выпила капли одним глотком, Марк сразу ей подал стакан с водой и ободряюще подмигнул, дескать, запейте. Капли выпиты, но они мало помогли, снова тишина, но нет покоя.

– Сколько можно ждать? – вымолвила Надежда Артемовна, глотая слезы. – Почему не звонит? Я с ума сойду.

Но он явился сам, что стало слышно – Ваня визжал от радости, сеттер огласил громким лаем, наверное, всю округу, вскоре появился и Георгий Глебович с Иваном на плече, за ними прыгал пес, громко лая. Глава дома уселся в кресло, внук сполз по нему на колени, заливаясь смехом, эдак ребенок не даст поговорить, Надежда Артемовна попросила, взяв мальчика лодыжку:

– Ванечка, родной, мы хотим с дедушкой поговорить, а ты поиграй с Дюком во дворе, он нам очень мешает, лает слишком громко.

Не ребенок, а золото, Ваня подхватился, и зазывая собаку, побежал к выходу, оттуда крикнул:

– Дед! Дед Гоша! А ты потом придешь к нам?

– Обязательно! – отозвался тот.

Пред мальчиком, конечно, можно разыгрывать безмерное счастье, но когда он убежал, Георгий Глебович потемнел, стало быть, новости у него плохие.

– Георгий! – раздался строгий голос старшего Зарубина.

– Папа, я знаю, помню, что вы ждете.

– Георгий, Камилла… – Надежда Артемовна не договорила.

– Меня отпустили под подписку, а нашу дочь подозревают в убийстве Кости и жены Платона, – выпалил он, все плохое нужно сразу выдавать. – Соответственно, Платон тоже подозревается. Камиллу задержали, мы с адвокатом предлагали и подписку, и любую сумму залога… нам отказали.

– Значит, ждите гостей в скором времени, – сделал вывод мудрый Глеб Егорович. – Приедут к нам искать Платона, я бы провел обыск на их месте.

Камиллой была допущена непростительная ошибка, правда, об этом никто не решился сказать вслух, но так думали наверняка все без исключений. Какой смысл муссировать тему дурацкой вылазки, чтобы первого сентября показать сыну: мама здесь, с ним?

– Георгий Глебович, – обратился к хозяину дома до этого молчавший Платон, – следователь ни на что не намекал? Всех отпустил, а Камиллу задержал… чем он это объяснил, что хочет?

– Честно скажу, я не понял, – с недоумением пожал