– Я буду в соседней комнате, – сообщила сиделка перед выходом. – Если будет капризничать, позовите меня.

Как только мы с Бертом остались одни, он нажал на кнопку и покатил коляску к стене, чтобы выключить свет.

– Ненавижу спать с открытыми окнами, – засмеялся он. – Не знаю, зачем я это сказал.

Я села на диван, наблюдая за тем, как он смотрит в пустоту. Я никогда не проводила время с пожилыми людьми: ни со здоровыми, ни с больными. Мой дедушка – отец мамы и Билли – являлся единственным из всех моих дедушек и бабушек, кто остался в живых. Ему было немного за семьдесят, он всю жизнь курил и к тому моменту уже находился в доме престарелых. У моих родителей сохранилась фотография, на которой мы с ним вместе в больнице, но я совсем не помню, как мы его навещали. Мама сказала, что я его боялась, и от этого ей и ее отцу было больно, поэтому она редко приходила со мной. Когда он умер, мне исполнилось два года. Хотя болезнь поразила его задолго до смерти, он был в здравом уме. Представить не могу, как бы тяжело пришлось маме, если бы ее отец оказался в таком состоянии. Я отмахнулась от мысли о ней. Мне не хотелось вспоминать о ней сейчас. И жалеть ее мне тоже не хотелось.

– Лоретта? – спросил Берт, вдруг осознав, что я с ним в одной комнате. Он подкатил кресло ко мне и остановился так близко, что я почувствовала запах лука у него изо рта и увидела перхоть в его редеющих волосах.

– Миранда, я Миранда, – улыбнулась я, отодвинувшись немного назад.

– Да. Верно.

– Я хотела поговорить с вами о вашей дочери, Эвелин.

– Она каждое воскресенье ела панкейки. Никогда не видел детей, которые могут съесть столько панкейков. – Он остановился. – О чем это я?

– Вы рассказывали о вашей дочери Эвелин.

– Лоретта? – Он подкатил коляску еще ближе.

Я положила руку на его ладонь. Она оказалась ледяной и безжизненной.

– Меня зовут Миранда. Миранда, – четко проговорила я, будто если сказать мое имя громче, он поймет, о ком идет речь. – Я не Лоретта. Я Миранда.

Его глаза заслезились. Мне стоило позвать сиделку. Даже если он и был когда-то так же тщеславен, как сэр Уолтер Эллиот, если и был когда-то достоин презрения Билли, такого наказания не заслуживал никто.

Берт с удивительной силой схватил меня за предплечье.

– Почему ты ушла, Лоретта?

– Я Миранда. Я здесь. – От этого разговора у меня закружилась голова.

– Ты подумала об Эвелин? Ты не задумывалась, что ты с ней сделала? – умолял он.

– Что сделала Лоретта? Она мать Эвелин? – Я не собиралась притворяться другим человеком, но решила подыграть ему. Он хотел рассказать о Лоретте. Я хотела слушать. – Что Лоретта сделала с Эвелин, Берт?

– Ты знаешь, она умерла, – спокойно ответил Берт.

– Да, Эвелин умерла. Она умерла тридцать лет назад. – Он выглядел так, будто пытался посчитать, достойны ли тридцать лет целой жизни или это всего лишь ничтожный пласт времени. – Вы помните, как умерла Эвелин?

– Конечно, помню! – Он вновь разозлился. – Ты думаешь, я могу забыть, как умерла моя собственная дочь?

– Как она умерла, Берт? – Я сжала его холодную ладонь.

– Ты должна была забрать ее, – сказал он слабым голосом. От вида его измученного лица по моему телу пошли мурашки.

– Берт, что случилось с Эвелин?

– Ты забыла? – Он ухватился за мое плечо. – Как ты могла забыть?

– Забыть что, Берт? Что я забыла? – Он смотрел мне прямо в глаза, но я не могла понять, где он находился в тот момент, говорили ли мы о смерти Эвелин или о чем-то совершенно другом.

– Она ждала тебя в школе. Ты так и не пришла.

Слеза скатилась по его правой щеке.

– Берт, я не понимаю, о чем вы. Кто ждал? Эвелин умерла в автокатастрофе?

– Она сидела на ступеньках у школы и ждала, совсем одна. Ты должна была заехать за ней, Лоретта. Почему ты не забрала ее с собой? Почему оставила Эвелин со мной?

– Лоретта ушла от вас, Берт? – Берт кивнул. – Она бросила Эвелин?

– Да. – Он то ускользал, то возвращался ко мне. Мгновение со мной. Следующее мгновение – он исчезает. Казалось, прошлое здесь, совсем рядом, словно он может окунуться в него.

– Что случилось с Эвелин, Берт? – Я наклонилась к нему, как это делала сиделка, стараясь создать ощущение близости, которое помогло бы вернуть его в настоящее.

– Ты так похожа на Эвелин. И на Лоретту. Эвелин выглядела точь-в-точь как Лоретта, когда была беременна. Я все хотел сказать ей об этом, но не знал как.

– Что вы имеете в виду? – Я не различала, что из его слов являлось выдуманными событиями из прошлого, что приукрашенными отрывками из мыльных опер, а что – правдой. – Эвелин была беременна? У нее был ребенок?

– До того, как мы уехали из нашего фруктового сада. Она не хотела воспитывать ребенка там. А если бы мы остались на нашей ферме, возможно, ты бы не ушла.

– Вы говорите о Лоретте, – решила я за него. – Лоретта была беременна, когда вы жили среди фруктовых садов. Не Эвелин.

– Я именно это и сказал.

– Вы помните Билли?

– Билли? – спросил он таким тоном, словно сомневался, существовало ли вообще такое имя.

– Муж Эвелин, Билли Силвер.

– Убийца! – закричал он. – Убийца!

– Ш-ш-ш. – Я повернулась к двери, ожидая, что сейчас прибежит сиделка. В соседней комнате шумел телевизор, поэтому если она и услышала какую-то суматоху, то, скорее всего, решила не вдаваться в подробности. – Тише, Берт. Спокойно.

– Он убил ее. Он убил мою Эвелин! Я пытался найти доказательства, но не смог. Он не заслуживал ее. Он не заслуживал их обеих! – Берт мотал головой, будто прошлое можно задушить, если приложить немного усилий.

– Их обеих – это кого? – Я окончательно запуталась. У меня не получалось сложить по кусочкам историю Берта.

– Эвелин и ребенка, – объяснил он.

– Какого ребенка? Какого ребенка?

– Эвелин.

– Эвелин – ваш ребенок, Берт. Эвелин была вашей дочерью.

– Эвелин была моей дочерью, – согласился он.

– Значит, у Эвелин не было детей?

– У Эвелин не было детей.

У меня кружилась голова, как после алкоголя. Если это хороший день, то боюсь представить, на что похож плохой.

Берт отвернулся к телевизору над камином. На экране красовалась высокая женщина с крашеными светлыми волосами и неестественно голубыми глазами. Она о чем-то разглагольствовала в беззвучном режиме, так активно жестикулируя, будто говорила на иностранном языке.

– Моя любимица. Эсмеральда. Такая вспыльчивая. Это прекрасно.