– Какой-то урод засорил туалет, а затем трубу прорвало. Офигительный денек выдался.

Он выжал тряпку в ведро.

– Я могу помочь?

– Когда я все уже убрал? – Малькольм понес ведро на кухню.

– Ты это сам починил?

– У меня много талантов, но в их число не входит уборка дерьма. Сантехник ушел полчаса назад.

– Так теперь все в порядке?

– Да, в порядке. Это стоило тысячу долларов, но завтра мы уже откроемся.

Малькольм перетащил ведро к раковине и слил мутную воду в канализацию.

– Ты потратил тысячу долларов на сантехника?

– Это был срочный вызов. – Грязные брызги отскочили от краев раковины прямо ему в лицо. Он со злостью вытер их.

– И ты даже не попробовал посмотреть расценки и выбрать кого-нибудь подешевле?

Он бросил ведро на пол.

– Знаешь, что? Надо было остаться здесь, тогда бы и решила все сама.

Он пролетел мимо и вышел, хлопнув дверью. Мне хотелось догнать его, извиниться за то, что уехала и не доверяла ему, видела в его поведении скрытность, тогда как он оплакивал смерть друга. Мне хотелось спросить его, сможем ли мы вернуть наши прежние отношения. Хотелось закричать: «О чем ты вообще думал, когда заплатил тысячу долларов?», ткнуть пальцем ему в грудь и сказать, что если «Книги Просперо» закроются, ответственность ляжет на его плечи. Мне хотелось использовать его как грушу для битья, скинуть на него вину за ссору с мамой, за слова Берта «Убийца! Убийца!», но я не могла так поступить. Я не пережила то, что пережил он. Я не теряла своего лучшего друга.

Я подошла к столику с рекомендациями и взглянула на изображение Билли.

– Почему ты не мог быть осмотрительнее? – спросила я его одинокое лицо. Билли был педантичным сейсмологом. Он проявлял невероятную точность в своих квестах. – Как так получилось, что здесь все ужасно запущено?

Я просмотрела обложки рекомендованных им книг. «Женский портрет», «Ночь нежна», «Эпоха невинности». Среди них не хватало «Гроздьев гнева». Я принялась судорожно копаться в выложенных на столике романах. Нужной мне книги не нашлось ни под первой, ни под второй частями «33 несчастий», ни между экземплярами «Времен бабочек». Я рванула к стойке с компьютером. Буклог подтвердил мои опасения: «Гроздья гнева» продали, причем оплата прошла за наличные, а это значило, что сувенир, оставленный мне Билли, унес на бульвар Сансет и там выбросил некий неизвестный покупатель, разрушитель квеста, разгадку к которому мне теперь никогда не узнать.

Я уставилась в экран. Могло ли такое действительно произойти? Неужели его квест уничтожила всего одна покупка? В таком случае Билли бы допустил серьезную оплошность, а он был удивительно щепетилен. Хоть он и закрывал глаза на финансовое состояние книжного магазина, он должен был просчитать максимально точно каждую деталь этого приключения! Он бы не позволил, чтобы квест так быстро закончился.

В разделе классической литературы осталось три экземпляра «Гроздьев гнева», поэтому я решила начать оттуда. В перекупленной книге не оказалось никаких записок. Никаких любовных писем. Не было даже какого-нибудь старого обеденного чека. Я ничего не нашла и в экземпляре для массовой продажи. Когда я взяла издание, выпуск которого был приурочен к столетней годовщине со дня рождения Стейнбека, книга открылась на двадцать девятой главе.

Глава начиналась с описания туч, тянувшихся с океана и влекущих за собой ветер, поднимающий рев в лесах и подстегивающий черные облака все дальше к суше. Затем нагрянул дождь, поначалу порывами, но вскоре его темп выровнялся. Дождь серой пеленой закрывал солнце и превращал день в вечер. Стейнбек описывал ливень, который не переставал усиливаться и пропитывал землю влагой, пока та не утолила свою жажду. Наконец вода хлынула в сады, на дороги, затопила двигатели машин, обрекая переселенцев, пережидающих потоп, на болезнь и голод. На первых двух страницах главы было обведено только одно слово. Когда прибыли следователи, чтобы увезти тела тех, кто не выжил в урагане: «мертвый». Спустя еще страницу: «умирать».

Затем дождь стих. Поля утонули в воде. Работа приостановилась на три месяца, и жителей городка поглотил страх. Когда же страх покинул лица мужчин, его место заняла злоба. Женщины облегченно вздыхали, потому что до тех пор, пока мужчины подвластны гневу, у них есть шанс на выживание. Спустя несколько дней поля вновь начали постепенно зеленеть.

Из «Гроздьев гнева» я помнила только описание засухи, а не наводнение, не полный надежды посыл в конце романа. И все же Билли не выделил эти обнадеживающие абзацы. Он ничего не выделил. Он обвел только два слова: «мертвый» и «умирать». Очень лаконично. Очень прямолинейно.

Я пролистала весь роман. Никаких отметок, никаких записок или конвертов, спрятанных между страницами, ничего, что могло бы привести меня к следующему человеку в этом квесте. Тем не менее обведенные слова были выбраны не случайно. То были знаки Билли, нацеленные привести к Эвелин, к ее смерти.

Я перечитала главу в восхищении перед ее незамысловатой красотой и в ужасе перед пронизывающим ее ореолом смерти. Я изучила остальные экземпляры романа, чтобы убедиться, что ничего не пропустила. Их Билли не тронул. Закрыв книгу для массовой продажи, я заметила карандашные пометки на внутренней стороне обложки. Они оказались настолько бледными, что я чуть не упустила их во второй раз. Буква «N», за которой шли две цифры, дробь, далее еще четыре цифры, и ряд заканчивался буквой «W». Я проверила перекупленный экземпляр: там значилась та же последовательность чисел и букв. Скорее всего, это был код, который я уже видела в книге на столике с рекомендациями – по словам Малькольма, тайный язык, придуманный Билли для романов, которые он спасал из комиссионных магазинов.

Действительно тайный язык, все верно.

Только не для книг.

Я вбила эти цифры в Буклог. Они не подходили под международный стандартный книжный номер и под десятичную классификацию Дьюи. Наша система инвентаризации вообще не узнавала эту последовательность чисел. Тогда я воспользовалась помощью Гугла. Результатов не оказалось. Поисковик предложил добавить к моему запросу точки и знаки градуса. В такой формулировке N означало north – север, а W – west, запад.

Координаты соответствовали месту под названием Фонскин, и оно находилось к северу от озера Биг-Бэр.

Озеро Биг-Бэр находилось в двух часах езды к востоку от Лос-Анджелеса. Если верить съемкам со спутника в Гугле, в Фонскине притаился дом, чье местоположение соответствовало координатам из «Гроздьев гнева», – темная деревянная лачуга, окруженная сухой выцветшей травой. Я и представить себе не могла, что должна была найти в этом доме, каким образом он ассоциировался у Билли с проливными дождями и тем более со смертью.

Заснуть не получалось, поэтому я выехала на рассвете, надеясь проскочить пробки, однако даже в шесть часов утра огромное количество машин плелось по трассе. Пасадена медленно отдалялась в зеркале заднего вида. Движение на дороге уплотнялось, когда я проезжала мимо Помоны и Сан-Бернардино. К семи часам Чарли должен был уже прийти с тремя упаковками кексов. К моменту, когда он снимет со столов стулья и обжарит зерна кофе, в магазин зайдет Малькольм. Он проверит автоответчик и электронную почту, а затем поднимется в кладовку на втором этаже, откроет сейф и возьмет немного наличных, чтобы хватило для сдачи с покупок. Взглянет ли он на дверь моей квартиры и вспомнит ли, что обычно я в это время уже не сплю? Спустившись, он перевернет табличку на «Открыто». Спросит ли он Чарли, видел ли тот меня? Подумает ли он о том, что вскоре я навсегда уеду? Какие эмоции вызовет у него эта мысль – облегчение или сожаление?