– Я должен был купить его сам, – расстроилсяУилл. Это была явно очень дорогая одежда.

– Это – моя обязанность, – пояснил Сукэ. – Явыступаю в качестве твоего крёстного отца. Теперь мы закончили первуюцеремонию. Может быть, немного прогуляемся, пока подготовят комнату?

Уилл снял с головы полотно, надел кимоно ивместе с двумя самураями вышел на крыльцо. К его удивлению, во дворе собралисьвсе его крестьяне и слуги, приведя с собой даже детей. Завидев его, все принялиськланяться.

– Сегодня они не работают, – пояснил Тадатуне,– потому что их господину оказывается такая большая честь. Сегодня даже дети непойдут в школу.

– А обычно они учатся? – спросил Уилл.

– Каждый ребёнок должен посещать школу дляизучения письма и счета, чтобы потом он смог познакомиться с историей своейстраны.

– А что – история так важна?

– Может ли быть более важный предмет, чемглубокое изучение деяний твоих предков, великих событий в прошлом твоей нации?…Мне кажется, Кимура все подготовил.

Они вернулись в дом. Теперь на циновку Уиллаположили шахматную доску, на которую его и усадили. Тадатуне снова запустилруку в свою коробку.

– При обычных обстоятельствах это был бы пятыйдень одиннадцатого месяца четвёртого года, – сказал Сукэ. – Тебе уже год.

– И я дарю тебе вот это. – Тадатуне извлёк изящика и подал Уиллу замечательное кимоно светло-зелёного цвета с вышитымиаистами и черепахами, пихтами и бамбуками.

– Какое чудо! – воскликнул Уилл. – А этиэмблемы, конечно, что-то значат?

– Несомненно, – согласился Тадатуне. – Аист ичерепаха – символы долголетия. Говорят, аист живёт тысячу лет, а черепаха –десять тысяч. Мы просим богов, чтобы ты был столь же благословен. Вечнозелёныепихты означают неизменно добро-детельное сердце, а бамбук – символ прямого инесгибаемого характера. Этими качествами, как мы уже убедились, ты обладаешьсполна, Андзин Сама.

– Благодарю тебя, Симадзу но-Тадатуне, –ответил Уилл.

– А теперь, – продолжил Тадатуне, сноваоткрывая коробку,

– Я дарю тебе хакама. – Он вытащил свободные,мешковатого покроя штаны, которые самураи носили в мирное время, не будучизатянуты в доспехи. Этим они отличались от голоногих крестьян. – И ещё вот этимеч и кинжал, вырезанные из дерева.

Уилл принял дары, и Кимура с двумя служанкамипоспешили вперёд, продолжая церемонию с вином. На этот раз Сукэ подарилТадатуне отрез расшитой золотом ткани для украшения пояса – тоже стоявшийогромные деньги, как прикинул Уилл.

– Действительно, дорогостоящий обряд, Сукэ, –заметил он, когда они снова вышли на крыльцо.

– Потому что в жизни мужчины он имеет огромноезначение, Уилл. В сущности, только два события в его жизни более важны – деньего женитьбы и день его смерти. Но не думай, что ты не отплатишь эти расходы, –ведь всё это тебе предстоит дарить твоим сыновьям.

Моим сыновьям, подумал Уилл. Если бы они уменя были. Если они когда-нибудь у меня будут. Или, по крайней мере, те,которых я мог бы назвать своими…

Тадатуне заметил выражение его лица.

– Но всё это в далёком будущем, Аддзин Сама.Теперь идём, будем делать из тебя самурая.

Собственно бритьём головы занимался Кимура,которому помогали две служанки. Они работали с большим тщанием и ловкостью,выстригая все волосы, за исключением трёх полосок на висках и в центре, да ещёоставив длинный чуб на лбу. Оставшуюся на макушке косичку потом тщательнорасчесали.

– Настало время дать тебе окончательное имя,Андзин Сама, – произнёс Тадатуне.

– Ты хочешь сказать, что оно у меня будетдругим?

– Взрослое имя обычно даётся в возрастепятнадцати лет, в момент церемонии выбривания чуба. Оно связывается с теми илииными склонностями и устремлениями юноши. Но так как мой господин принц Иеясууже дал тебе имя Андзин Сама – Главный Штурман, то он решил оказать тебе особуюмилость и назвать тебя по имени твоего поместья. Такой чести удостаиваютсятолько самые великие дворяне. Отныне тебя будут звать Андзин Миура. А теперьвыпьем за твою славу как самурая.

На этот раз на подносе служанки стояла толькоодна глиняная чашка, но зато большая. Тадатуне сделал три глотка и передал еёУиллу, который проделал то же самое.

– Теперь подойди сюда и встань на колени, –скомандовал Тадатуне. Уилл повиновался, а Тадатуне встал за ним, словнопарикмахер, делающий даме утреннюю причёску. Он собрал длинные волосы,оставшиеся на макушке Уилла, и завязал их в подобие косички.

– А сейчас наклонись вперёд, – приказал он.Уилл повиновался. Теперь он почти касался головой дощечки, сплетённой из ивовыхпрутьев, которую держал в руках Кимура. Краешком глаза он с некоторымбеспокойством наблюдал, как молодой хатамото правой рукой вытащил короткий меч,а левой взял его за чуб и притянул к ивовой подставке. Мгновенным движением Тадатуневонзил меч перед глазами Уилла. Тот дёрнул головой и уставился на свой чуб,оставшийся лежать на доске.

– О Боже, – прошептал он. – Я думал, и мояголова останется тут.

Тадатуне тщательно завернул чуб в бумагу,разрисованную чёрно-белыми изображениями орудий.

– Сохрани это в надёжном месте, Андзин Миура,– произнёс он серьёзно. – Чтобы они принесли тебе и твоей семье вечную удачу. Акода умрёшь, пусть твои волосы положат в твою могилу, и они защитят тебя взагробной жизни.

Уилл взял свёрток с подобающей случаюторжественностью. Похоже, всё это имело не меньшее значение, чем любой изритуалов христианской церкви. Отличие состояло лишь в том, что здесь человексам был своим богом, обязанный всегда блюсти свою честь и храбрость, обязанныйсвоими руками творить свою судьбу не только при жизни, но и после кончины.Возможно, два разных способа выражения доктрины свободной воли.

Девушки вернулись с кубками вина, и они сТадатуне обменялись глотками, а Сукэ снова заглянул в свою коробку. На этот разон одарил Тадатуне ещё одним рулоном шелка, расшитого ромбами. – А теперь, –сказал Тадатуне, – нам остаётся лишь обучить тебя кодексу самурайской чести –бусидо. Но сначала мы пообедаем.

Уилл осторожно ощупал свою выбритую голову икосичку на темени.

– Такая причёска, наверное, тоже имеет особоезначение?