– Я уже говорил вам раньше и не намерен менять своего мнения.

– А вы помните имена друзей, которые были в тот вечер в вашем доме?

– Нет. Мы ничего особенного не делали, иначе я бы запомнил. А вы можете сказать, что вы делали в определенную ночь тридцать лет назад?

– Да. Я спала в одной кровати со своей сестрой-близнецом, а потом мне проломили череп.

Майрон отвернулся.

– Послушайте, – продолжала Пайн, – если вы делали что-то противозаконное, курили травку, мне все равно. Мои родители курили травку. К тому же все сроки давности прошли.

Майрон пожал плечами.

– Я не знаю, что вам сказать. Я просто забыл, кто был у нас в гостях. А вот следующий день запомнил.

– А вы когда-нибудь спрашивали Винсента, почему он вел себя так агрессивно по отношению к моему отцу?

– Нет, я их разнял. И не считал, что мне следует выяснять его мотивы.

– У моего отца были другие конфликты с этим парнем?

– Насколько мне известно, нет.

– Маленький город. Они должны были встречаться.

– Если они и входили в контакт, я ничего об этом не знаю. После исчезновения Мерси ваши родители практически ни с кем не общались. Они заняли круговую оборону. Очень редко покидали свой дом. Тим приходил на шахту, но все понимали, что у него не лежит душа к работе. А потом вы уехали.

– Значит, вы и Бритта почти не встречались с ними после похищения Мерси?

– Нет. Но мы старались их поддерживать. Бритта готовила еду и относила им. Она даже несколько раз приводила наших детей, чтобы вы поиграли со сверстниками. Но я не думаю, что вас интересовали игры. Или желание быть ребенком.

– Вы очень проницательны.

– Через годы я потерял обоих своих детей. Это заставляет о многом задуматься.

– Вы помните еще что-нибудь?

– Я подвозил Тима до работы, потом мы вместе возвращались домой, ну и все такое. Мы понемногу общались, но ваши родители потеряли интерес к вечеринкам. Казалось, свет их покинул.

Пайн кивнула и посмотрела на свои ботинки.

– Пожалуй, я могу себе это представить.

– А что вы помните о том времени?

– Больницы, анализы, доктора, которые меня осматривали.

– А родителей?

– Я думаю, что, когда они «заняли круговую оборону», меня оставили снаружи.

– Нет, я отчетливо помню, как ваша мать от вас не отходила. Она бы сидела рядом с вами в классе, будь у нее такая возможность.

– Я не говорю о материальной стороне. Она постоянно находилась рядом. А эмоционально – нас разделяла стена, которая никогда не исчезала.

– Она ужасно боялась вас потерять.

Пайн несколько секунд не сводила с него взгляда.

– Ну все закончилось тем, что мы друг друга потеряли, не так ли?

Пайн снова перебирала свои детские сувениры.

Кэрол Блюм сидела на стуле и за ней наблюдала.

Пайн рассказала ей о встречах с Агнес Ридли и Майроном Принглом.

– Ты считаешь, что Барри Винсент может быть важной фигурой? – спросила Блюм.

Пайн перестала разглядывать вещи из далекого прошлого.

– Я не знаю, – ответила она. – Просто мне представляется странным, что никто не может ничего о нем рассказать. Он приехал сюда следом за моими родителями и покинул город вскоре после их отъезда. Майрон считает, что мой отец знал Винсента не слишком хорошо. Так почему же Барри Винсент предъявлял ему свои голословные обвинения?

– Может быть, у них возникла взаимная неприязнь, о которой знали только они.

– Но, если речь лишь о противоречиях между ними, нам будет сложно выяснить, в чем они состояли.

– А твои родители когда-нибудь о нем вспоминали?

– Нет, я такого не помню. Узнала о его существовании, только когда вернулась сюда, и Майрон упомянул его имя. – Пайн снова посмотрела на лежавшие на постели предметы. – Я многого не знаю о своей семье, Кэрол. Мой отец умер совсем не там, где говорила моя мать. Его тело нашел Джек Лайнберри. И мне даже неизвестно, ездила ли мать туда, чтобы позаботиться о похоронах и развеять его прах. Она просто уехала, а после возвращения почти ничего мне не рассказала.

– Ты думаешь, что, если тело нашел Лайнберри, а она туда приехала, они обязательно должны были встретиться?

– Лайнберри сказал, что не видел моей матери. Но у меня нет возможности получить подтверждение его словам.

Блюм посмотрела на разложенные на постели вещи.

– Значит, это все, что у тебя осталось?

– Не слишком много, верно?

– Ну это придает каждой вещи особое значение.

– Я бы предпочла, чтобы они привели меня к правде.

– Это кукла твоей сестры?

– А что тебя заинтересовало?

– Бритта Прингл упомянула, что твоя мать искала ее на следующее утро после исчезновения Мерси.

– А еще она сказала, что люди совершают странные поступки в периоды стресса, и была права. Быть может, моя мать думала, что сможет отыскать Мерси, если найдет ее куклу.

– Может быть.

Блюм положила куклу обратно, а Пайн взяла одну из подставок под напитки.

– Мы использовали их вместо шашек, – сказала она, перехватив любопытный взгляд Блюм.

– Творческий подход, – заметила та.

Пайн улыбнулась воспоминаниям, но отбросила их, взглянув более внимательно на подставку.

– Что это? – спросила Блюм.

– Они от моего отца. Бар в Нью-Йорке. «Плащ и кинжал».

– Крутое имя для бара.

Пайн посмотрела на коллекцию подставок для пивных кружек.

– Но почему столько подставок из одного бара?

– Может быть, он работал там барменом? Или являлся постоянным клиентом?

– В некоторых штатах можно работать барменом еще до того, как тебе разрешают пить спиртное. Выглядит довольно странно. Я не знаю, какими были законы тогда в Нью-Йорке.

– Ну он пытался стать актером, так мне сказали. А молодым актерам приходится подрабатывать.

– Верно.

– Бар «Плащ и кинжал». Интересно, почему они выбрали такое название?

– Ты хочешь сказать, что оно привлекает внимание, или есть какие-то другие причины?

Она взяла телефон и начала поиск.

– В Нью-Йорке есть бутик «Плащ и кинжал» и бар «Плащ и кинжал» в округе Колумбия. Но в восьмидесятых они не существовали. В данный момент в Нью-Йорке нет такого бара.