Праздник стремительно скатывался к кровавой резне. Не хватало лишь последнего слова, и взгляды всех озерных вендов были прикованы к Торвану. Ольгерд тоже посмотрел на него и увидел на побледневшем лице тщательно скрываемый страх.

«Нет, — подумалось ему в этот момент, — этот человек не потянет такой груз. Слабоват».

Неожиданно для всех, он вдруг решительно поднялся и, оглядев плотную толпу, шагнул на скамью, а с нее на стол.

«Жатва, жатва, жатва!» — Забила в бубен кроличья лапка.

Синие губы, скривившись, обнажили белые острые клыки.

«Накажи его, мой мальчик!»

Бух, бух, бух! Затопали, опрокидывая кружки, тяжелые шаги.

Взгляды каждого в этом зале устремились к шагающему по столам Ольгерду, а тот, подойдя к Валтору, склонился к его лицу.

— Ты хочешь крови⁈ — Его еле слышный голос напомнил лесному вождю шипение гадюки. — Так поднимайся ко мне, я познакомлю тебя с той, кто хочет ее больше чем ты!

Отшатнувшись, огромный венд в бешенстве рванул с пояса нож и оскалился.

— Девок во дворе своим шипением пугай, щенок! — Одним прыжком, он вскочил на стол и, не раздумывая, рубанул наотмашь. — Кровью своей умоешься, рокси поганый!

Нож распорол воздух, и Валтор, ощерясь, поменял стойку, готовясь к новому удару.

«Жатва, жатва, жатва!» — Еще яростней забарабанила кроличья лапка.

— Вот этой самой рукой сердце тебе вырву! — Для пущей наглядности Валтор вытянул вперед растопыренную ладонь и сжал пальцы в кулак. — Вот так!

В сравнении с даже рослым Ольгердом, венд казался настоящим гигантом. В его огромной лапище смертоносный клинок смотрелся какой-то безобидной детской игрушкой, наверное, поэтому никто в зале по-настоящему не осознал, что рокси без оружия.

Нож венда вновь стремительно рванулся к цели и вновь пронзил пустоту. Валтору на миг показалось, что рокси даже не пошевелился, делая из него посмешище. Взревев, он кинулся вперед, стремясь смести наглого чужака, но в этот момент его нога поскользнулась на разлившейся по столу луже масла, и огромная туша, взлетев, обрушилась всей массой на свежие сосновые доски. Не выдержав, те с треском подломились, и Валтор рухнул в разверзнувшуюся дыру.

Теперь над столом торчала лишь голова венда, ноги и обе руки. Ладонь все еще сжимала нож, а побагровевшее от стыда лицо исказилось гримасой ярости.

— Убьююю! — Зарычав, он попытался вырваться из западни, но сапог чужака ударом отправил его обратно.

Клинок выпал из разжавшихся пальцев, придавленная левая ладонь распласталась на досках стола, а прямо перед Валтором выросло белое неживое лицо с ледяными глазами.

— Этой рукой ты хотел вырвать мне сердце?

Венд не смог выдавить из себя ни звука, а его собственный тесак, взлетев в чужой руке, одним ударом отсек ему ладонь по запястье.

Крик боли разнесся по залу, а оторопевшие от всего произошедшего лесные венды услышали голос Ольгерда.

— Забирайте своего вождя и убирайтесь. Это мой праздник, и я никому не позволю его испортить!

Глава 25

Рассвет еще только-только наметился светлой полосой на краю горизонта, когда в дверь спальни Торвана настойчиво забарабанил кулак Остроя.

— Плохие вести, посадник. Выходь, поговорить надо. — Поскольку никто не ответил, старшина застучал снова, пока из-за двери не послышались шаркающие шаги.

— Какого рожна⁈ — В щели показалась всклокоченная башка главы города. — Чего надо?

Вместо ответа, Острой посторонился пропуская вперед стоящего за ним человека, и тот, понизив голос, выпалил прямо в лицо посаднику.

— Тонгры! Большая орда! Напали на деревню внезапно. Словно зверье дикое, перебили всех, не пощадили ни стариков, ни детей. Грабят…

Как-то враз сгорбившись, Торван уже не слушал стоящего перед ним гонца, зациклившись только на одной мысли: «Началось!» Как ни ждал, как ни готовился он к такому к повороту, но весть все равно словно обухом ударила. Недели не прошло, как отыграли свадьбу, а напасти уже посыпались одна за другой.

— Беда не приходит одна. Вчера одна, сегодня другая. — Сплюнув прямо на пол, с тоской процедил посадник и глянул на Остроя.

— Зови наших, и рокси тож, надо все по новой решать.

Тот кивнул, понимая что Торван говорит о вчерашнем известии, пришедшем с юга. Не так заполошно и надрывно как сегодняшнее, но тоже крайне неприятное. Лесные племена Валтора напали на городище Сить Яр, потоптали поля, сожгли посады и обложили город со всех сторон. Вчера обсуждали эту весть своим кругом, рокси не звали. Решили не торопиться, а разослать гонцов ко всем Озерным племенам, а потом уж ударить всей силой. Это утро все изменило, и теперь промедление могло дорого обойтись.

— Хорошо, счас пошлю дворовых, пусть скликают всех на совет. — Сказав, Острой остался на месте, словно хотел еще что-то добавить. Его взгляд уперся в лицо посаднику. — Старшим над войском кого поставишь? Или сам поведешь?

Торван отвел глаза и, недовольно поморщившись, пробурчал:

— Не лезь наперед, кого совет выберет, тот и поведет.

* * *

Ольгерд проснулся от того, что затекла правая рука. Скосив взгляд, он посмотрел на уткнувшуюся ему в плечо голову Лады, на свою ладонь, лежащую на белой обнаженной коже, и улыбнулся. На душе было какое-то радостное удовлетворение, и эта нудящая боль его ничуть не портила, а даже скорее дополняла готовностью ее терпеть.

Словно в ответ на его взгляд, дернулись длинные ресницы, открывая яркие синие глаза.

— Спи, спи, рано еще, — зашептал Ольгерд, пытаясь удержать девушку, но та уже оторвала голову от подушки.

Выскользнув из-под его руки, она встряхнула гривой желтых волос и улыбнулась.

— Пить хочу. — Вскочив с постели Лада обернулась на ходу. — Тебе принести?

Шлеп, шлеп, — зашлепали босые ноги по струганным доскам, в такт закачались узкие бедра. И глядя на худую девичью спину, на торчащие лопатки и маленькие круглые ягодицы, Ольгерд подумал: «Она уже совсем меня не стесняется, не то что в первую ночь».

Ту ночь он помнил плохо, она всплывала в памяти лишь отрывочными яркими всполохами. Помнил, как спрыгнул со стола, как звякнув, упал окровавленный тесак, и венды, еще минуту назад собиравшиеся биться насмерть, шарахнулись от него как от прокаженного. Потом в памяти бухали собственные шаги, виделась протянутая рука и свой хриплый голос — пойдем со мной. Страх в ярких синих глазах, меняющийся на сострадание, и крохотные женские пальцы в своей ладони.

И уже яснее звучащий голос Фарлана, сгладивший настороженно застывшую тишину.

—