Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Чем дольше говорил Кольдин, тем сильнее кривилось лицо Ольгерда.
— Неужто ты струсил, Долговязый? Тогда так и скажи, чего дружиной то прикрываться.
— Зачем ты, Оли, уважаемых людей обижаешь⁈ — Губы Кольдина обиженно поджались. — Я тебе правду говорю, а там уж сам решай, но знай, люди недовольны, как бы беды не вышло.
Смерив еще одним взглядом Кольдина, Ольгерд задумался: «А ведь, старый хрыч, не советует, не заботу проявляет, он ведь в открытую угрожает. Если сейчас подобное спустить, то дальше только хуже будет. Любое решение будут оспаривать и власть конунга к нулю сведут. Нет, такое отпускать на самотек нельзя, надо сегодня же поставить на этом вопросе такую жирную точку, чтобы ни у кого больше даже мысли не возникало спорить со мной».
Словно в отзвук его мыслей, в глубине сознания тут же всплыли ледяные глаза на белом идеально правильном лице.
'Как этот ничтожный червь посмел сомневаться в твоих решениях⁈ Накажи его, мой мальчик! Вырви его поганое сердце!
Бум! Бум! Бум! — забарабанил бубен, и горячий поток рванулся по жилам.
Ольгерд прикрыл глаза, пытаясь успокоиться и не дать кроличьей лапке разогнаться. Сжатые в кулаки пальцы до боли вонзились в мякоть ладоней, но он все же справился. Контуры демона затуманились и пропали, грохот в висках затих, и только после этого, он вновь ответил на взгляд Кольдина.
— Хорошо. Собирай всех, я готов выслушать недовольных.
Такая неожиданная покладистость поставила матерого интригана в тупик, он готовился к ярости, к обвинениям в свой адрес, и теперь, даже не сразу нашелся что ответить. Помолчав пару мгновений, он все же кивнул.
— Как скажешь. Сейчас кликну, думаю, ждать не придется.
* * *
Пространство между вытащенными на песок кораблями и линией шатров забилось довольно быстро. Клич о том, что конунг зовет на разговор, разлетелся мгновенно, и дружинники, побросав все дела, спешно потянулись на площадь.
Когда Ольгерд вышел из шатра, плотная толпа уже растянулась дугой напротив. Все ждали, что скажет юный конунг, но первые же слова удивили многих.
Мрачно оглядев лица бойцов, он гордо вскинул голову и спросил.
— Вот, вы скажите мне, для чего вы сюда пришли? Подбирать объедки за вендами или брать лучшее? Может, хотите прислуживать им, бегать куда пошлют, спину им прикрывать? А может быть, вообще, хотите в обозе за ними таскаться да оружие их героям носить?
Слова конунга хлестали обидно и по рядам недовольно понеслось.
— Да когда такое было, чтобы руголандцы кому прислуживали⁈
— Не-е-е! Не для того мы здесь осели, чтобы в хвосте у кого-то плестись!
Выждав пока недовольный хор наберет силу, Ольгерд прервал его.
— Так ежели не хотите за местными в подручных бегать, надо сделать так, чтобы они не только вас боялись, но и уважали, видели в вас героев, за которыми не страшно ни в огонь, ни в воду. Только тогда вы поведете вендов, а не они вас. Вот, говорят мне, что вы недовольны, мол, не хотите за местных кровь проливать. А как же без крови то⁈ Без крови — ни славы, ни богатства не завоюешь. Не знаю как вы, а я пришел на этот берег, чтобы править. Править всей этой землей, отсюда до самой южной империи. Править так, чтобы от нашей славы вздрогнули небеса, и Оллердан сам лично за каждым из вас спустился, дабы к столу своему призвать.
От этих слов лица руголандцев растянулись в мечтательно-восторженных улыбках.
— Вот загнул, так загнул… Чтобы бог отец за нами…
— Это же какой подвиг надо совершить, чтобы?..
Словно услышав этот обращенный в никуда вопрос, Ольгерд выкрикнул прямо в толпу.
— Такие подвиги, чтобы каждый мальчишка в каждом доме от Руголанда до Царского города знал вас по именам и мечтал встать в строй рядом с вами. И начать надо здесь, в Хольмгарде! Сегодня мы встанем за них, чтобы все народы в этих дремучих лесах знали, кому можно верить, и чье слово тверже стали и тяжелее гранита. И тогда завтра по зову нашему поднимется вся вендская земля и покатится на юг неодолимой силой. А мы, как наконечник копья, поведем их за собой по дороге славы. Отсюда, до самых южных городов, собирая такую добычу, о какой даже мечтать не могли ни деды наши, ни прадеды! — Тут он замолчал и, переведя дух, обвел дружину яростным взглядом, а затем, добавив грусти в голос, добавил: — Но все это, я говорю лишь для тех, кто верит в меня, верит своему конунгу. Я иду в поход против тонгров один или с вами, вам решать. Я никого не неволю. Те, кто хотят доживать здесь свои дни в тиши и покое, пусть остаются, но те, кто ищет славы и богатства, пусть выйдут и встанут у меня за спиной.
Через мгновение, как только слова Ольгерда дошли до сознания каждого, ряды зашевелились и первым сделал шаг вперед Фрики Молотобоец.
— Я с тобой Ол… — Он тут же осекся и повторил. — Я с тобой конунг! Всегда и везде, мой меч — твой меч, моя жизнь — твоя жизнь!
Вслед за Фрики, пробираясь из задних рядов, начала выходить молодежь. Почти вся младшая дружина и десятка два из старших выстроилась за Ольгердом, но основная масса все еще топталась в сомнениях. Поглядывая то на стоящего Озмуна, то на Кольдина, они не могли не заметить, что и Фарлан тоже не торопится присоединиться к конунгу, и это не добавляло им решимости.
Хитрый венд все это видел и не суетился. Его промедление должно было показать всем, что он не подобно бездумному юнцу Фрики рванул за своим воспитанником, ведомый лишь клятвой и долгом, а хорошенько подумал, взвесил все за и против и только после этого принял решение.
Движение в толпе на миг затихло, и выход еще