было необходимо. А когда англичане ушли из города, а случилось это в субботу вечером, и отправились в Сен-Дени, то по дороге причинили немало бедствий, позднее герцог Бургундский также уехал, и заключил перемирие с арманьяками вплоть до Рождества, но те обязались не нападать лишь на сам Париж и его предместья; а все деревни вокруг города были в руках у арманьяков, и никто из парижан не смел выйти за предместья, чтобы не быть убитым или не попасть в плен и быть вынужденным платить выкуп больше своего состояния; никто не не смел им ответить тем же. В Париж не поступало ничего, нужное для поддержания жизни, без того, чтобы II или III раза быть обложенным пошлиной, из-за была больше стоимости самого товара. Сотня прутьев для растопки стоила XXIIII солей парижской чеканки; один моль поленьев[1561] — VII или VIII солей; II яйца — IIII парижских денье; маленькая головка свежего сыра — IIII блана; бушель гороха[1562] — XIIII или XV бланов; так что цены были очень высоки, ниоткуда не было вестей и на праздник всех Святых[1563] и на другие праздники в это время в Париже было не найти ни свежей сельди, ни какой другой морской рыбы.

523. Далее, герцог Бургундский, пробыв в Париже около пятнадцати дней, уехал в канун дня Св. Луки[1564] и увел с собой пикардийцев, которые вместе с ним были, всего около VI xx[1565], разбойников в с большой дороги, которые въехали в Париж, когда началась эта злосчастная война, и разместились во многих домах, как тогда казалось лучше было устроить. Но вскоре после того, как они выехали за ворота Парижа, оказалось, что не было человека, которого они не избили и не ограбили. Когда авангард выехал вон, герцог Бургундский приказал герольдам кричать, чтобы если арманьяки придут вновь осаждать Париж, чтобы все бились со всей храбростью, что лишь опечалило простых людей, потому что он оставил Париж без защиты. Такую услугу он оказал городу, ведь и англичане больше не хотели быть нашими союзниками, потому что у них отняли управление.

524. Далее, до Рождества, когда перемирие должно было кончиться, арманьяки вокруг Парижа совершили столько зла, что ни римские тираны, ни лесные разбойники, ни убийцы, не причиняли христианам таких страданий, и не могли с ними сравниться, они истязали всякого, кто попадал к ним в руки, и доходили до того, что продавали женщин и детей, если на них находился покупатель: и никто им не противостоял, потому что регент Франции, герцог Бедфордский не видел причины вмешиваться, потому что регентом отныне сделали герцога Бургундского, а тот в указанное время был занят многими хлопотами. Ввиду того, что он отдал уже все распоряжения обо всем, как следовало устроить свадьбу столь знатного вельможи, каковым он был, и когда все было готово, и ждали со дня на день даму, которую он собирался взять в жены, а это была дочь короля Португалии[1566] которая должна была прибыть к нему морем, а когда ее корабль уже подошел к Слюйсу и был уже почти что виден, и начали пир в честь ее прибытия, поднялась жестокая буря и ветер дул в столь противном направлении, что в скором времени отбросил ее корабль прочь к далекой стране, и понадобилось более XL дней, прежде чем он узнал наверняка в какой стране она оказалась, и позже ее отцу пришлось силой отвоевывать ее в Арагоне[1567], и дальше доставить к герцогу Бургундскому целой и невредимой. И это было причиной, по которой он в указанное время оставил Париж на произвол судьбы.

1430

525. Из-за таковых бед, [а] также потому, что в Париже не было правителя, который мог бы противостоять врагам, и ничто не попадало в Париж, не обложенным двойной или тройной пошлиной, все товары, когда они попадали в город, приходилось продавать по такой цене, что бедные люди не могли их купить, отчего произошло большое горе, потому что множество бедняков, причем некоторые из них имели жен и детей, а некоторые же нет, решились в большом количестве уйти из Парижа, словно бы для того, чтобы сражаться и победить, а на самом деле от отчаяния, потому что им приходилось терпеть жестокую нищету, и встречались с другими, что уже были там, и вместе начали по наущению врага рода человеческого[1568], причинять зло христианам, и пришлось против них отряжать вооруженную силу. В первый раз их было захвачено IIII xx XVII[1569], и в скором времени из них XII вздернули на виселицу в Париже во II-й день января, а на X-й день января, XI из них повели на парижский рынок, и десяти из них отрубили головы. Одиннадцатый же был очень красивый юноша, около XXIIII лет от роду, его уже раздели и приготовились завязать глаза, в то время как юная девушка, родом из этого квартала, громким голосом потребовала, чтобы его пощадили и отдали ей в мужья, и по ее ходатайству, его отвели в Шатле[1570] и затем эти двое поженились.

526. Далее, в это же время Пасха пришлась на XVII день апреля, и стоял великий холод и все было весьма дорого, и за моль дров просили IX парижских солей, и прутья для растопки и уголь были столь же дороги, или еще более того, и вместе с тем все прочее необходимое для жизни, за исключением яблок, так что бедным людям[1571] было сделано единое послабление: по причине недостатка растительного масла, во время Поста ели сливочное, как то в обычае делать в мясоед[1572].

527. Далее, в XXI-й день марта месяца, арманьяки напали и угнали людей и скот, и в тот день причинили много зла. В Париж приехал, как то говорили сир де Савез[1573], который вооружил своих людей, а к нему присоединились многие из парижан, среди них был [один староста квартала], один парижский магистрат, и один сборщик налогов по имени Колине де Невилль, бастард Сен-Поль, и бастард де Савез, но едва они выехали в поле, [все они] вскоре попали в плен, потому что рассыпались, вместо того, чтобы держаться вместе, и все в один час попали к врагу, отчего арманьяки получили большую выгоду.

528. Далее, видя, что удача во всем им сопутствует, арманьяки воспряли духом настолько, что в следующую пятницу в XXIII-й