Он отодвинул стул, встал и неторопливо направился в спальню. Он оставил дверь за собой открытой, свет свечей падал на половицы у порога.

Лейла вцепилась в край стола, едва дыша.

Дело было не только в том, что это было испытание; дело было в том факте, что она должна была взять дело в свои руки. В прошлый раз всё было проще — она была захвачена моментом и не ожидала, что всё зайдёт так далеко. И всё, что это сделало, только усилило сомнение — тлеющую неуверенность в себе из-за того, насколько сильно она могла сдерживать свою природу. Она была сама не своя, когда была с ним. Или она была слишком собой.

Уже дважды она дрогнула. Если она ошибётся, всё будет кончено. Если что-то пойдет не так, у неё не останется выбора, кроме как стать той, кем ей нужно быть, чтобы выбраться отсюда.

Но если она уклонится, то разрушит всё над чем работала. Потому что между ними было что-то такое, что убедило её в достаточной степени, что он мог дать ей шанс… что-то в его поцелуе, что-то в том, как он смотрел на неё, вытирая её слёзы прошлой ночью. Что-то подсказывало ей, что если ей удастся привлечь его на свою сторону, он станет чертовски могущественным союзником.

И что-то в том, как он посмотрел на Фейнит после того, как она жестоко рассказала о Сете, подсказало ей, что он хотел, чтобы вся эта ситуация сработала в его пользу не меньше, чем в её.

Она отодвинула стул и поднялась на ноги. Каблуки неритмично стучали по полу, когда она направилась через библиотеку и полностью распахнула дверь в спальню.

Он сидел на кровати, прислонившись спиной к изголовью и положив на него расслабленные руки. Его небрежно согнутые ноги были слегка раздвинуты, брюки натянуты достаточно туго, чтобы показать твёрдые, сильные бёдра. Пресс под рубашкой напрягся, пуговицы будут рады, если их расстегнут.

Она не могла уйти — ни от возможности, ни от его высокомерия, ни от того, что зашевелилось внутри неё, умоляя её оседлать вампира, который смотрел на неё этими тёмными смертоносными глазами.

Осторожно выдержав его взгляд, она закрыла за собой дверь, усилив клаустрофобию комнаты, созданную закрытыми шторами, блокирующими внешний мир.

Он обхватил руками металлическую перекладину изголовья кровати, демонстрируя силу своих рук, рубашка сильнее обтянула твёрдые изгибы его груди, словно желая ещё больше насмехаться над ней.

— Ты остановился прошлой ночью. Почему?

— А это имеет значение?

— Да, если бы у тебя снова возникло искушение укусить.

Его глаза уговаривающе заблестели.

— Беспокоишься о моём благополучии?

— Я думаю, риск, связанный с этим, больше, чем ты готов признать. Для тебя. Не для меня.

— И почему тебя это беспокоит, Лейла? Это даст тебе возможность выбраться отсюда. Разве это не то, чего ты хотела с самого начала? Такой шанс, как этот?

— Ты действительно не волнуешься? Совсем нет?

— Сколько подобных ситуаций ты пережила, недолетка?

— Для этого нужна только одна, Калеб.

— Об этом мне следует беспокоиться, а не тебе.

— Это я должна беспокоиться о том, что если посмотрю на тебя неправильно, и ты решишь, что я всё-таки не проявила себя.

— Но ты же не собираешься этого делать, не так ли? В этом-то всё и дело.

Она обошла кровать сбоку и примостилась на краю.

— Тогда скажи мне кое-что. Ты когда-нибудь собирался сдержать своё слово? Ты когда-нибудь собирался меня отпустить?

— С того самого момента, как я впервые увидел тебя, я намеревался убить тебя.

— Значит, ты солгал моей сестре. Мне.

— Нет. Я намеревался убить тебя. Но я был готов дать тебе шанс искупить свою вину.

— Что я и сделала. Что говорит мне о том, что это больше похоже на то, чтобы доказать что-то самому себе.

Его глаза слегка вспыхнули, затем сузились.

— Например, что?

— Что ты можешь сдержаться. Что, когда все искушения стоят перед тобой, ты всё ещё можешь сдерживать себя.

Он почти улыбнулся.

— Ты напрасно тратишь время, Лейла.

— Тогда дай мне слово, Калеб. Посмотри мне в глаза и поклянись, что если я сделаю это и проявлю себя в последний раз, Фейнит не приблизится ни ко мне, ни к моей семье.

— Клянусь жизнью Джейка, что она тебя не тронет.

Она настороженно выдерживала его пристальный взгляд ещё несколько мгновений, прежде чем поджать под себя ноги и потянуться, чтобы расстегнуть босоножки.

Как только она начнет, всё станет проще. Так было всегда.

— Не снимай каблуки, — сказал он.

Её взгляд метнулся к нему, его глаза мрачно блеснули.

Она чувствовала, что колеблется, но не собиралась отступать.

Она подползла к нему по кровати, раздвинула свои бедра по обе стороны от его, и Калеб сдвинул свои вместе, чтобы она могла оседлать его.

Он всё также держался руками за спинку кровати, но если бы она могла привязать его к ней, она бы это сделала. Мысль об этом шевельнулась где-то глубоко у неё в животе. Мысль о том, чтобы сдерживать его, контролировать его. Она заглянула в его зелёные глаза, а потом сфокусировала взгляд на его груди, на натянутых пуговицах на рубашке.

Она расстегнула первую пуговицу. Её пальцы были более неловкими, чем она могла бы подумать. И становилось только труднее по мере того, как она расстегивала одну пуговицу за другой, обнажая дюйм за дюймом идеальной груди. Ткань спадала сама по себе.

Слишком легко. Она опустила губы и поцеловала его, медленно прокладывая дорожку поцелуев вниз по ложбинке между его грудными мышцами. Его грудь была твёрдой и прохладной под теплыми губами. Пока, скользнув вниз по его подтянутому плоскому животу, она не добралась до верхней пуговицы на его брюках. Неуверенными пальцами она расстегнула её.

Калеб слегка пошевелился, и она знала, что отнюдь не от дискомфорта.

Она была там раньше, меньше нескольких часов назад. Она сделала это тогда и могла бы сделать это снова.

Она хотела сделать это снова.

Она расстегнула молнию на его брюках и осторожно спустила вниз его чёрные трусы, освобождая его член. Взять его в рот было инстинктивным порывом. Так опасно. Обхватила губами его головку, проведя языком полный круг по нижней стороне гребня, и ввела его глубже. И на этот раз у него перехватило дыхание.

Это было едва слышно, но она чувствовала это так же сильно, как и слышала.

Она стянула его трусы ещё немного вниз, а затем медленно и томительно облизала его от основания до кончика, прежде чем снова полностью взяла его