class="a">[468], биографа Марго Фонтейн, она была как открытая книга с чистыми страницами, которые ещё предстояло заполнить. Или как куколка, которой только предстоит стать яркой бабочкой. Ей самой предстояло заполнить открытую книгу самой превратиться из куколки в бабочку. Она была одновременно и Генри Хиггинс[469], и Элиза Дулиттл[470], и Пигмалион[471], и его ожившая скульптура.

В детстве она была полненькой, немножко похожей на китаянку. Повзрослев, решила изменить свою внешность. Она стала более худой, лицо изменилось, лоб стал более открытым (выщипала лишние волосы), подобрала новый цвет волос, постоянно тянула голову вверх, чтобы шея стала более длинной. Она понимала, что может показаться нелепой и смешной, порой откровенно признавалась «это ужасно, что я с собой делаю», но минутные сомнения не могли её остановить. Её внешность изменилась, как раньше изменилось её имя.

Как и Элизе Дулиттл, как и любой женщине, которая сталкивается с подобным превращением (назовём его «обрядом посвящения»[472]), наступает время нового «костюма» для новой внешности. И она сама его нашла, пусть с помощью модельеров. Ив Сен-Лоран[473], с мнением которого нельзя не считаться, признавал Марго Фонтейн одной из самых элегантных женщин, которых ему довелось видеть. Она всегда выглядела непогрешимой, никогда не позволяла себя джинсы или кроссовки, всегда в перчатках, всегда на каблуках, всегда ровная линия чулка, всегда в шляпках и костюмах от Диор. «Потрясающий стиль» – заключал Ив Сен-Лоран.

Куколка окончательно превратилась в бабочку.

…насколько можно преобразовать себя?

Два вопроса возникает в связи с превращением Марго Фонтейн: сколько их ещё будет? Многие вопросы так и останутся без ответов, вопросы и будут ответами.

Во-первых.

Какая она на самом деле, сильная или слабая, железная, несгибаемая, или мягкая, покорная?

Ответом должен стать весь настоящий текст, здесь же замечу следующее. Фред (Фредерик) Эштон[474], балетмейстер, который много работал с Фонтейн, признавался, что она была как мягкая, податливая глина. Древние китайцы сказали бы, сильная, потому что слабая, твёрдая, потому что податливая[475]. Позволю себе одну поправку: в жизни Марго не могла и не хотела быть сильной. Древние китайцы с этим бы не согласились, сильная, потому что слабая, они относили ко всем сферам жизни, а не только к искусству.

Во-вторых.

Кто-то может возразить, Пигмалион – это миф, Элиза Дулиттл – красивая сказка для девочек старшего возраста, история Марго Фонтейн для наивных романтиков, которые тянутся в неведомые дали, чтобы спрятаться от унылых будней. Частично соглашусь, и миф, и сказка, и история, каждый конструирует на свой лад.

Важнее другое.

Хотите ли вы поверить в такую историю о Марго Фонтейн, помогает ли эта история, вам, лично, поверить в собственные возможности. Если не верите, если не помогает, вы не мой читатель, и мне вам нечего сказать. Если готовы поверить, то мы должны сделать следующий шаг, и задать более универсальные вопросы.

Как далеко может зайти человек (культура), преобразовывая природу, как далеко может зайти человек, преобразовывая самого себя. Прометеевское[476] в отношении к природе, прометеевское в отношении человека к самому себе, дерзость, безумство, или высокая отвага. Древние греки придумали «героя»[477], для которого страшна не смерть, а бесславная жизнь, но те же греки придумали «hybris»[478], в нём много смыслов, в том числе бред величия, угар перед низвержением с высоты. Оставляю эти специальные вопросы, только замечу. Кому была бы интересна Пеги Хукем, если бы не её «превращения». Культура запоминает и транслирует эти парадоксальные превращения, в которых позор бесславья с одной стороны, опасность ««hybris» с другой, остальное сбрасывается в «корзину».

«Красная линия» существует, природу не обманешь, вопрос только в том, как далеко можно отодвинуть эту «красную линию».

Марго Фонтейн в работе…

Не успели мы завершить с одними вопросам (не завершить, просто увидеть новые горизонты), как возникают новые.

Все, кто наблюдал Марго Фонтейн в работе, подчёркивают её предельную концентрацию в работе, никаких мелочей, упорство до самоотречения, «пот и мозоли», бесконечные, неотвратимые, как приговор самому себе.

Почему люди обрекают себя на подобные самоистязания, почему «покой им только снится»[479], почему Марго Фонтейн не могла снизить планку, дать себе отдых, во имя чего постоянно держала себя в узде?

Попробуйте ответить.

«Западня», даже «шизофрения», сама себя обрекает на такую жизнь во имя мнимого эталона, говорили самые близкие люди, которым дозволено было заглядывать за кулисы.

«Она была особа королевской крови. Потрясающая улыбка, когда у неё всё получалось. Тогда все понимали, в мире всё прекрасно. Все видели, танцует женщина, у которой сочится счастье», говорили те, кого не допускали за кулисы.

Она могла просто стоять на пуантах, слушая музыку, и зал замирал, то ли от восторга, то ли от страха за эту хрупкую женщину. Молодые танцовщицы смотрели, как она танцует, и не могли понять, в чём её секрет. Никакой натужности, никакого «пота и мозолей», не видно самой техники, просто женщина языком хореографии рассказывает женские истории.

Марго Фонтейн в буднях жизни…

Она могла легко переключаться от «пота и мозолей», от фанатизма, даже от шизофрении, к лёгкому, даже беспечному отношению к жизни. Не просто люди, коварные, злые, сама жизнь, бросала ей вызов, могла раздавить, заставить считаться с собой. А ведь у неё «не было вкуса к жизни», не было иммунитета к тому, что выпало на её долю. Но каким-то чудом она со всем справлялась. Почти до самой старости.

Вспомним, Марго Фонтейн, родилась в 1919 году, следовательно, ей было всего 20 лет, когда началась мировая война. Её коллеги вспоминают как в годы войны, они ночевали в поездах, спали на чемоданах, которые ставили между сидений, в лучшем случае, спали на багажных полках. Питались только колбасой и картошкой, а хозяйки квартир, где они жили, были ещё недовольны тем, как много они едят (балерины?!).

Солисты балета получали примерно 4 фунта в неделю, потом 4,5, только после войны, уже в Ковент-Гарден, стали получать 10 фунтов в неделю и долго боролись за 15 фунтов (?!). Марго Фонтейн в полной мере разделяла эти тяготы, а большие гонорары стала получать много позже, особенно после всемирно известных спектаклей с Рудольфом Нуриевым.

Конечно, Марго Фонтейн оставалась Марго Фонтейн, вряд ли она обращала внимание на тяготы повседневной жизни. Так нормальный ребёнок, если его никто не унижает, сохраняет озорство и азарт, не обращая внимания на материальные затруднения. Проблема была в другом, Марго Фонтейн долго терзали сомнения, она ведь не знала, что сумеет превратиться в бабочку.

Возможно, она начала