Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Они, Марго и Рудольф, были как чёрное и белое. Или как белое и чёрное. Они во всём дополняли друг друга. Казалось, даже разница в возрасте специально придумана, чтобы оттенить высокую уникальность танца этого мужчины и этой женщины.
По мнению критиков:
«Чувственный пыл Нуриева стал идеальным контрастом выразительной чистоте Фонтейн. Казалось их энергия и музыкальность имеют один источник…
Он – взрывной, неуравновешенный, совсем не похожий на вежливых и галантных партнёров, с которыми довелось танцевать Марго.
Она – выдержанная, степенная, усмиряющая его нервные срывы».
«Безудержной энергии Нуриева хватало на обоих. Он танцевал на грани невозможного и подталкивал к тому же Марго»
«Их встреча, казалось, была запрограммирована свыше. Поистине их дуэт стал крупнейшим художественным событием балетного мира.
Белокожая, черноволосая аристократка, за хрупким обликом которой скрывался стальной характер. Всю свою жизнь она была очень элегантна, одевалась у Диора и Ив Сен-Лорана. Нуриев – совсем другой. Он всегда был неукротимым, стихийным… сексуальным. В их союзе явно была гармония противоположностей: их называли леди и варвар. Здесь была борьба светлого и темного, идеального и неидеального. Особенно их сближало то, что и для Марго Фонтейн, и для Рудольфа Нуриева балет стал абсолютным смыслом жизни…»
…Каждый вечер она должна была вставлять ему катетер. В постель ложилась одетой, поскольку каждые три часа надо было переворачивать его большое тело. Так продолжалось почти 25 лет.
При этом она ещё умудрилась нанять какого-то проходимца, чтобы он убил человека, который стрелял в Тито. Этот тип ничего не сделал, деньги получил, но многие годы продолжал её шантажировать.
Перед встречей с Нуриевым Марго Фонтейн говорила своим близким, что устала, нет больше сил. Она собиралась закончить балетную карьеру, а подспудно прощалась с жизнью. Она задыхалась как женщина, понимала, что-то следует изменить, но не знала, как это сделать. В этот момент и появился как вихрь молодой Нуриев.
Колет Кларк: «к своему ужасу (для чопорной англичанки это действительно «ужас») я обнаружила, что она в него влюбилась. Это могло привести к беде». Марго беспомощно оправдывалась: «если я хочу танцевать с Руди, я должна быть слегка в него влюблена»
Рудольф Нуриев:
«Когда мы были на сцене, наши тела, наши руки соединялись в танце так гармонично, что, думаю, ничего подобного уже никогда не будет. Она была моим лучшим другом, моим конфидентом, человеком, который желал мне только добра».
Марго Фонтейн:
«Между нами возникло странное влечение друг к другу которое мы так и не сумели объяснить рационально, и которое в каком-то смысле напоминало глубочайшую привязанность и любовь, если учитывать, что любовь так многообразна в своих проявлениях… Между нами что-то происходило, мы рождали нечто невиданное. Мы играли и жили друг для друга. Наши эмоции выбрасывались в зал, а не преподносились зрителям»
В день премьеры «Маргариты и Армана»[493] Рудольф принёс Марго маленькое деревце белых камелий – оно было призвано символизировать простоту их взаимоотношений в окружающем ужасном мире»
Врачи говорили, что она не может иметь детей. Но в ней что-то произошло, она забеременела и могла сказать о себе, я снова женщина. Но она не смогла вынести беременность (45 лет), у неё произошёл выкидыш. Это не могло не повлиять на охлаждение их отношений.
После этого события они протанцевали вместе ещё 5 лет.
…Говорить Тито не мог, только бормотал что-то нечленораздельное. Но она научилась понимать его.
Марго Фонтейн среди… коров
Они (он?!) решили купить ферму, чтобы построить там дом. Купили какое-то захолустное поместье в Панаме, с хижиной без крыши, без удобств, без света и телефона. Пришлось снять дом в 15 км. от фермы.
Купили самых дорогих, породистых коров, ведь Тито любил всё самое лучшее. Так и жили долгое время в окружении коров и телят, которые спокойно могли заходить в дом. Те, кто бывал на ферме, рассказывали о коровах, которые всюду снуют. Она же убеждала то ли себя, то ли других, что любит жить в Панаме с коровами и овцами, как замечательно держать телёнка на кухне, когда они обедают.
«Мне нужно скорее вернуться на ферму, – говорила она – Корова скоро должна родить, я должна принять телёнка». Она сама принимала телят, сама вела списки рождения и гибели коров, сама во всём участвовала. От диоровских костюмов, от чулок со швами, от краски для волос, она попадала к коровам и навозу. А Нуриев позволял себе шутить: «Возможно, ей нравится панамский климат. Возможно, она счастлива со своими коровами. Возможно, наш мир кажется ей пустым, а жизнь с коровами осмысленной».
…начало финансового краха
После десяти лет встречи Фонтейн с Нуриевым, со-бытие перестало быть со-бытием. Земная жизнь во всех её проявлениях стала вытеснять «небо».
До встречи с Нуриевым Фонтейн не очень хорошо платили, да она и не придавала этому особого значения. Нуриев научил её ценить деньги, требовал, чтобы им подняли гонорары. Балетные спектакли с их участием, приносили театру огромные доходы, и администрация театра вынуждена была выполнять их требования.
Но и это не спасло Марго. Несмотря на все её усилия, ферма не приносила дохода, только требовала всё новых и новых затрат. Росли медицинские счета больного Тито. Сводить концы с концами становилось всё труднее и труднее.
У неё никогда не было импресарио, не было агента, она обо всём договаривалась сама, хотя в делах разбиралась плохо, и её легко было обмануть. Не удивительно, что к концу жизни она столкнулась с финансовым крахом. Когда денег совсем не стало, пошли с молотка её драгоценности, торжественный бенефис в её честь принёс 250 тысяч фунтов стерлингов, но практически все деньги ушли на списание огромных счетов.
По словам Колет Кларк: «у неё не было денег, если я говорю «не было», это означает, совсем не было. Питалась хлопьями. Это было хуже, чем бедность, это была почти нищета». К тому же, её медицинская страховка закончилась как раз тогда, когда она серьёзно заболела. Страховая компания не преминула послать её письмо, чтобы с холодной невозмутимостью сообщить, что прекращает оплату её лечения.
Признаюсь, меня шокируют эти признания. Близкие Марго люди («родных» оставим в покое) с пафосом говорят перед камерой (имею в виду документальный фильм, где ещё мог бы их услышать) «мы знали кто она такая, Марго Фонтейн, она была