— Конечно, нет. О, Гарри, я так счастлива, так рада завас обоих! — У нее на глазах тоже появились слезы.

Тана пригласила друга выпить и отметить событие. Он явилсячерез пять минут, выглядел усталым, но гораздо более счастливым, чем обычно.Было странно наблюдать за ним, слушать его, когда он рассказывал, как будто этобыл первый в мире ребенок, а Аверил была просто чудом. Тана почти завидовала ими в то же время ощущала зияющую пустоту в глубине души, как будто эта ее частьсуществовала отдельно, будто была отодвинута куда-то. Словно она слушалакого-то, говорящего на чужом языке, и безмерно восхищалась им, но совершенно непонимала смысла. Она была в полном смятении и все-таки думала, как это для нихпрекрасно.

Он ушел в пять утра, и она поспала около двух часов передтем, как приготовиться к слушанию в суде, снова вернувшись к делу. Оно тянулосьболее трех недель, а присяжные девять дней не могли вынести решение послегероических усилий Таны. И когда они наконец появились, она победила.Обвиняемый был осужден по всем пунктам, и хотя судьи отказались вынестисмертный приговор, преступник получил пожизненное заключение, и в глубине душиТана была рада. Она хотела, чтобы он заплатил за все, что сделал, хотя егозаключение в тюрьму и не воскресит девочку.

Газеты отметили, что она провела дело блестяще, а Гаррииспортил ей настроение, подшучивая над ней, называя крутой девчонкой, когда онапришла к ним в Пьемонт взглянуть на ребенка.

— Ладно, ладно, хватит. Вместо того чтобы открывать помне зенитный огонь, лучше дайте мне взглянуть на сотворенное вами чудо!

Тана приготовилась к ужасной скукотище и была приятнопоражена, увидев, как прелестен ребенок. Все у него было таким крошечным исовершенным, что она заколебалась, когда Аверил вознамерилась вручить младенцаей.

— О господи… Я боюсь сломать его пополам!

— Не дури! — Гарри легко сгреб ребенка у жены иплюхнул его в руки Таны, а она сидела, уставившись на него, абсолютноочарованная его прелестью, и когда отдала малыша обратно, ощутила какую-тоутрату и оглядела их всех почти с завистью, так что, когда она ушла, Гарриторжествующе заявил Аверил:

— Думаю, мы ее достали, Эйв!

И в самом деле, Тана очень много думала о них той ночью, нона следующей неделе у нее снова появилось дело об изнасиловании, а затем и двакрупных дела об убийствах. А потом была потрясающая новость, о которой Гарри сторжеством сообщил ей по телефону. Он не только получил право адвокатскойпрактики, но ему еще предложили работу, так что он не мог дождаться, когда кней приступит.

— Кто тебя нанял?

Тана была очень рада за него: столько трудов он положил,чтобы добиться этого. И тут Гарри рассмеялся:

— Ты не поверишь, Тэн! Я собираюсь работатьгосударственным защитником.

— Контора государственной защиты? — Она тожеразвеселилась. — Значит, я буду вести свои дела против тебя?

Они вместе пошли пообедать, чтобы отметить событие, и всеразговоры были только о работе. Замужество и дети — последнее, о чем онадумала. А затем она заметила, что пролетел остаток года и новый уже наступаетна пятки с новыми выступлениями в суде по делам об убийствах, изнасилованиях,разбойных нападениях и других преступлениях. Только один-два раза онистолкнулись с Гарри в одном и том же деле, но всегда, при малейшей возможностиони встречались за обедом. Он уже два года проработал в конторе государственнойзащиты, когда сообщил ей, что Аверил опять беременна.

— Так скоро? — поразилась Тана. Казалось,Гарри-сон Уинслоу Пятый только что родился, но Гарри улыбался.

— В следующем месяце ему будет два, Тэн.

— О господи! Неужели? — Она не часто его видела,но все равно это невозможно. Ему будет два! Непостижимо. И ей уже двадцатьвосемь, что само по себе не так уж знаменательно, просто все происходит такстремительно. Кажется, только вчера она ездила в «Грин-Хиллз» с Шарон Блейк,долго прогуливаясь с ней в Йолане. Только вчера, когда Шарон была еще жива, аГарри мог танцевать.

На этот раз Аверил родила девочку с крошечным розовымличиком, маленьким ротиком совершенной формы и огромными миндалевиднымиглазами. Она была как две капли воды похожа на своего дедушку, и Тана ощутиластранный толчок в сердце, когда увидела девочку, но опять же было не похоже,чтобы она сама могла совершить нечто подобное. Так она и сказала Гарри заобедом на следующей неделе.

— Но почему нет, помилуй бог! Тебе только двадцатьдевять… будет через три месяца, — он посмотрел очень серьезно. — Неупусти время, Тэн. Это единственное в жизни, что имеет для меня значение,единственное, о чем я в самом деле беспокоюсь, — мои дети и моя жена.

Тана была шокирована таким заявлением. Она-то полагала, чтоего карьера была для него всего важнее, а затем еще больше поразилась, когдауслышала, что он собирается отказаться от работы государственным защитником изаняться частной практикой.

— Ты серьезно? Но почему?

— Потому что мне не нравится работать на чужого дядю имне надоело защищать этих ублюдков. Они все совершили эти преступления, дажеесли и клянутся, что не делали этого, или, во всяком случае, большинство изних. Меня просто тошнит от всего этого. Пора все изменить. Я собираюсь статьпартнером одного знакомого адвоката.

— А тебе это не наскучит? Обычные гражданскиедела? — У нее это прозвучало как нечто заразное, и он, расхохотавшись,покачал головой.

— Нет, мне не надо такого воодушевления, как тебе,такой страсти, Тэн. Я не смог бы нести такой крест, как ты это делаешьежедневно, изо дня в день, изо дня в день. Я восхищаюсь тобой, но сам будуабсолютно счастлив, имея небольшую спокойную практику и Аверил с детишками.

Гарри никогда не был тщеславен и довольствовался настоящимположением вещей. Тана почти завидовала ему. Ее же сжигал какой-то более мощныйогонь. Это было то, что Мириам Блейк усмотрела в ней десять лет назад, и это досих пор сидело в ней. Оно требовало все более сложных дел, перекрестныхдопросов, постоянно искало все более тяжелых испытаний. Ей особенно польстило,что в следующем году она была включена в список комиссии из прокуроров, которыевстречались с губернатором для решения сложных вопросов, влияющих накриминальные процессы по всему штату. Этой работой занималось полдюжиныюристов, все, кроме нее, мужчины: двое из Лос-Анджелеса, двое из Сан-Франциско,один из Сан-Хосе, — и это была, как она полагала, самая интересная неделяв ее жизни. Тана находилась в постоянном возбуждении. Прокуроры, судьи, политикизаседали далеко за полночь, и когда она добиралась до постели, то бываланастолько взбудоражена этими разговорами, что не могла заснуть еще часа два.Она лежала без сна, снова и снова все переосмысливая.

— Не правда ли, интересно? — сидящий рядом прокурорсклонился к ней и заговорил приглушенным голосом. В этот день они слушалиобсуждение губернатором проблем, о которых она накануне спорила с кем-то изприсутствующих. Он занимал точно такую позицию по этим вопросам, что и она, ией захотелось встать и поприветствовать его.