— Да, — шепнула она в ответ.

Это был один из прокуроров из Лос-Анджелеса: седоволосый,высокий и привлекательный. На следующий день они сидели рядом за обедом, и Танабыла поражена его щедростью и великодушием. Он был интересный человек, уроженецНью-Йорка, учился в Гарвардском юридическом колледже, затем переехал вЛос-Анджелес. — Ну, а последние несколько лет я жил в Вашингтоне, работалв правительстве, но только что вернулся на Запад и очень рад, что такпоступил, — улыбнулся он. Держался он непринужденно, улыбка его былатеплой; Тане понравились его идеи, когда они снова разговорились в тот вечер, ак концу недели все они почувствовали себя друзьями. Прошедшая неделя быланаполнена восхитительным обменом мнений, идей, взглядов.

Он остановился в Хантингтоне. До отъезда он предложил ейпосидеть за бокалом вина в «Этуали». Их взгляды и мысли были сходны, как ни укого из присутствующих на заседаниях комиссии. Тана обнаружила в нем умногособеседника и единомышленника, присутствуя на разных комиссиях, куда они быливключены. Он много и профессионально работал и всегда был приятен в общении.

— Как вам нравится работа в офисе окружногопрокурора? — поинтересовался он.

Большинству женщин, которых он знал, это не нравилось. Онизанимались семейными проблемами или другими аспектами права, ноженщины-обвинители встречались редко и по вполне очевидным причинам. Это былачертовски тяжелая работа, и никто им ее не облегчал.

— Я люблю ее, — улыбнулась Тана. — Она неоставляет мне много времени для личной жизни, но это и хорошо.

Она с улыбкой посмотрела на него и откинула назад длинныеволосы (на работе она стягивала их в узел). Ей приходилось носить костюмы иблузы в суде, но дома она сжилась с джинсами. Сейчас на ней был серыйфланелевый костюм со светло-серой шелковой рубашкой.

— Замужем? — Он вопросительно приподнял брови ивзглянул на ее руку.

Тана улыбнулась:

— Боюсь, у меня нет на это времени.

За последние годы в ее жизни была уйма мужчин, но долгоникто не продержался. Она неделями пренебрегала ими из-за занятости в суде,готовя дела; у нее просто не хватало для них времени. Это не было столь ужощутимой потерей, хотя Гарри продолжал настаивать, что когда-нибудь она об этомпожалеет. «Я когда-нибудь займусь этим». — «Когда? В 95 лет?»

— А что ты делал в правительстве, Дрю?

Его звали Дрю Лэндс, а глаза у него были самые голубые,какие она только когда-либо видела. Ей нравилось, как он улыбается, и онапоймала себя на мысли, что хочет знать, сколько ему лет, правильно угадав, чтооколо сорока пяти.

— Какое-то время я был введен в Министерство торговли.Там кто-то умер, и мной заполнили пустоту, пока не назначили постоянногоработника. — Он улыбнулся, и Тана снова ощутила, что этот мужчина ейнравится больше, чем кто-либо другой. — На какое-то время это былаинтересная работа. А в самом Вашингтоне есть что-то возбуждающее. Всеконцентрируется вокруг правительства, люди вовлечены в эту жизнь. Если вы неработаете в правительстве, вы там абсолютно никто. А ощущение власти — онопреобладает. Это все, что имеет там значение для любого человека. — Онулыбнулся ей, и было очевидно, что сам он был частью этого мира.

— Должно быть, трудно было отказаться от всегоэтого. — Ее это заинтриговало, поскольку она сама не раз задумывалась,заинтересовала бы ее политика или нет. Но ей казалось, что это ей не подошло бытак же хорошо, как юриспруденция.

— Да, это были времена! Но я был счастлив вернуться вЛос-Анджелес. — Он непринужденно улыбнулся, поставил стакан с виски,посмотрел на нее. — Ощущение такое, будто я снова дома. А вы, Тана? Чтодля вас дом? Вы девочка из Сан-Франциско?

Тана покачала головой:

— Родом из Нью-Йорка. Но я здесь с тех пор, какпоступила в Боалт. — Уже восемь лет, как она приехала сюда, и это само посебе невероятно — аж с 1964 года. — Теперь я уже не могу представить себежизнь где-либо еще или какое-нибудь другое занятие.

Она любила офис окружного прокурора больше всего на свете,никогда там не скучала и очень выросла в духовном и профессиональном плане заэти пять лет работы. И что еще важно — пять лет быть помощником окружногопрокурора. В это так же трудно верилось, как и во все остальное… Куда жеубегало время, пока человек работал? Вдруг просыпаешься, и… десять летпролетели… десять лет… или пять… или год — в конце концов, это все равно. Десятьлет воспринимались как один год и как вечность.

— Только что ты выглядела ужасно серьезной. — Ониспытующе посмотрел на нее, и они обменялись улыбками.

Тана философски пожала плечами:

— Я просто размышляла, как быстро летит время. Трудноповерить, что я здесь уже так давно, а в офисе окружного прокурора целых пятьлет.

— Вот так же и я чувствовал себя в Вашингтоне. Три годапролетели как три недели, и вдруг настало время возвращаться домой.

— Как ты думаешь, ты однажды не вернешься туда? Онулыбнулся, и в этой улыбке было что-то непонятное.

— На какое-то время непременно. Мои дети все еще там. Яне хотел забирать их из школы посреди года; к тому же мы с женой еще не решили,где они будут жить. Возможно, то там, то здесь… Это было бы единственно справедливымрешением для нас обоих, хотя детям сначала может быть трудно. Но дети быстропривыкают.

Он улыбнулся ей. (Ну да, он явно в разводе.) — Сколько им?

— Тринадцать и девять. Обе девочки. Они великолепныедети и очень привязаны к Эйлин, хотя близки и со мной тоже, и вообще им лучше вЛос-Анджелесе, чем в Вашингтоне. Столица — неподходящее место для детей, аЭйлин очень занята, — охотно объяснил он.

— А чем она занимается?

— Она — секретарь посла и должна просматривать всюпосольскую почту. Совершенно невозможно брать детей с собой, так что их долженвзять я. Все еще пока настолько зыбко, — он снова улыбнулся, на этот разкак-то смущенно.

— А как давно вы развелись?

— Ну, на самом-то деле это как раз сейчас в процессе.Мы подумывали об этом еще в Вашингтоне, а теперь это решено окончательно. Ясобираюсь устроиться основательно, как только все утрясется. У меня еще дажевещи не распакованы.

Она улыбалась ему, думая, насколько же это тяжело: дети,жена, поездки за три тысячи миль, Вашингтон, Лос-Анджелес. Но, казалось, это неразрушало его привычного образа жизни. Он придавал большое значение всейконференции. Из шести занятых на заседаниях прокуроров он произвел на нее самоесильное впечатление. Ей также нравился его разумный либерализм. Еще во временаобщения с Йелом Мак Би, пять лет назад, она решительно накинула узду на своирадикальные настроения, а пять лет работы в офисе окружного прокурора час зачасом лишали ее былого либерализма. Она вдруг стала ратовать за более суровыезаконы, более жесткий контроль, и все либеральные идеи, в которые она так рьяноверила, теперь уже не имели для нее большого значения. Но Дрю Лэндс каким-тообразом опять сделал их привлекательными. И даже если какое-то положение вещейне привлекало ее, он никого не ограничивал в выражении взглядов. «Думаю, тысправишься с этим прекрасно». Он был тронут и польщен, они еще выпили, а потомон отвез ее домой и отправился в аэропорт, чтобы вернуться в Лос-Анджелес.