— Даже в оковах? — прорычала Сали.

— Даже в качестве слуг, — сердито вмешался молодой человек.

События, последовавшие за падением Незры, были еще ужаснее самой битвы. Сали из первых уст слышала рассказы уцелевших, которым посчастливилось не оказаться в числе тех, кого пригнали силком в командорство.

Лишь седая женщина говорила с некоторым сочувствием.

— Теперь нам остается лишь заботиться о благосостоянии нашего народа. Все остальное, — со смирением произнесла она, — подождет, пока не будет найдено разумное решение.

Сали подавила ярость. Если этот Совет выражал волю ее народа, значит, ее народ потерпел полное поражение. Судя по всему, большинства высших каст Незры более не существовало — возможно, об этом позаботились сами чжунцы. Сали задумалась, отчего выжившие обитатели Незры не возмутились и не восстали. Но легко ей было гневаться — она не испытала того, что пришлось перенести им. Каждый день на протяжении последних трех циклов они пытались выжить во враждебном краю, на мертвой земле.

Хуже всего было то, что шаманы оставили город. Большинство жителей Незры пали, защищая ее. Те, кто выжил в битве, угодили в плен и превратились в кабальных слуг. У Сали болела душа при мысли о том, что она не сражалась рядом со своими сородичами. В качестве одного из условий мира шаманы согласились передать выживших генералу Цюань Са, уничтожившему Незру и ставшему за свои заслуги губернатором Цзяи. Если Мали уцелела, она находилась где-то здесь.

— Кажется, мы достигли взаимопонимания, — продолжала седоволосая женщина. — Что хочет Искатель Души?

— Мне нужен перечень всех, кому меньше восемнадцати лет.

Хан мог воплотиться в ком угодно, но непременно в ребенке или подростке. После обнаружения новый сосуд Хана отправляли в Шакру на обучение к шаманам, а затем, в день восемнадцатилетия, над ним совершали ритуал, делавший его новым Вечным Ханом. Цзяминю было четырнадцать.

— Договорились, — сказала женщина. — Мы проведем перепись и сообщим тебе. Что-то еще?

— Пока всё. — Сали прижала к груди кулак и повернулась к выходу.

Она дошла до середины моста, когда позади послышались тяжелые шаги.

— Подожди, Сальминдэ.

Она остановилась.

— А, Ариун.

— Я хотел сказать, что ты можешь на меня рассчитывать.

— Только-то?

Он дошел вместе с ней до конца моста.

— Совет — единственный голос нашего народа, к которому прислушиваются чжунцы. Мы все хотели бы жить свободно в Травяном море, но судьба распорядилась иначе. Совету понадобился почти год, чтобы добиться права голоса. Мы остановили избиения и казни. Сигнал к тушению огней теперь подают не раньше восхода первой луны. Наши люди имеют право беспрепятственно перемещаться по городу. Совет обеспечивает их едой, водой, лекарствами и прочим.

— Наш народ должен быть благодарен вам за заботу.

Сали говорила вполне искренне.

Ариун остановился у конца моста.

— Мне нужно твое обещание. Совет трудился долго и упорно, чтобы даровать людям спокойствие, которым мы все сейчас наслаждаемся. Дети Незры не в том состоянии, чтобы поднять мятеж. Мы балансируем на грани — и не хотим потерять те жалкие крохи, которые приобрели. Дай слово, что не будешь мутить воду, пока ты здесь.

Сали ответила, старательно подбирая слова:

— Делай, что считаешь нужным. Я тоже буду поступать из своих убеждений.

Она развернулась, чтобы уйти, но Ариун схватил ее за руку.

— Дай слово!

Сали смотрела на него, пока он не разжал пальцы, а потом сказала:

— Придется тебе пока довольствоваться этим.

Цзянь со всех ног бежал к дому мастера-иглоукалывателя. Он бешено размахивал окровавленными руками, пробираясь по людным улицам, и кричал:

— Дорогу! Дорогу! Осторожно! Срочное дело! Дайте дорогу!

Большинство прохожих не обращали на него внимания и не удосуживались отойти. Те немногие, кто поворачивался на крик, просто глазели на юношу с любопытством. А некоторые вообще нарочно лезли под ноги.

Цзянь в первые же дни в Цзяи привык к тому, что его постоянно сбивают с ног и толкают. Поначалу он думал, что здешние жители презирают простолюдина в жалкой коричневой одежде — а другой у Цзяня не было. Позже он понял, что им просто все равно. Затем он обнаружил, что порой его пихают ради забавы. Тогда Цзянь решил, что город полон дураков. Уличные торговцы, военные искусники, солдаты, рассыльные, случайные прохожие — сплошь дураки.

Цзянь свернул, чтобы не попасть под встречную повозку, и продолжал бежать боком, прижавшись спиной к стене. Он перепрыгнул через двух собак, которые зарычали и попытались ухватить его за штаны. Даже уличные шавки в Цзяи были глупы и упрямы.

Он остановился на людном перекрестке и чуть не угодил под копыта конной стражи. Более того, командир, заметив растрепанного парня в грязной одежде, принял его за нищего или вора и ударил ногой. Цзянь ткнулся носом в черную жижу, доходившую до лодыжек. Он вытер лицо и нахмурился. Но, по крайней мере, грязь скрыла кровавые пятна. Едва успев подняться, юноша бросился в сторону, чтобы избежать еще одной повозки. Возница даже не подумал остановиться.

— Ах ты тухлятина!

Вспомнив о срочности своего поручения, Цзянь вылез из лужи и побежал дальше, ныряя между повозками и рикшами. Он миновал Катуанский квартал. В тот день с утра в Цзяи прибыл целый катуанский город, и теперь все улицы были забиты повозками. Цзянь шарахнулся от приближающейся компании, внезапно осознав, что его в большинстве окружают бывшие враги.

— Ты больше не Предреченный герой, — негромко сказал он себе и заторопился дальше.

Ему понадобилось почти два часа, чтобы добраться до квартала Шафрановая Догма на противоположном конце города, где находилось большинство медицинских заведений. Дом мастера Куи — вместе с десятком других иглоукалывательных заведений — стоял на улице под названием Игольная. Цзянь давно размышлял над тем, отчего все представители одной профессии селятся так близко друг к другу. Человеку, нуждавшемуся в их услугах, приходилось идти через весь город в определенный квартал. Синьдэ объяснил, что княгиня Сунри всегда смотрела на Цзяи как на военную крепость: удобно должно быть тем, кто управляет, а не тем, кто нуждается в услугах.

Цзянь влетел в дом, с грохотом распахнув дверь. Михе стояла посреди комнаты, внимательно глядя на красный кружок размером с детский кулачок, нарисованный на стене. Она не обратила на Цзяня никакого внимания.

— Нам нужно… — пропыхтел он, с трудом переводя дух.

— Ш-ш, — Михе подняла руку. — Секунду.

— Но…

— Теперь три секунды, Гиро.