Так вы меня называете. Да. Мы с тобой теперь вместе. Ты и я. Ты ястреб души моей. С помощью тебя и твоих ощущений я познаю ваш мир. Я Тапробан. У меня нет плоти, я не могу находиться в вашей атмосфере, и ты будешь моими глазами, ушами, руками и повиновением. Ты тоже станешь Тапробаном. Мой разум будет твоим разумом. Остальные мне были не нужны, и я избавился от них. Ты ястреб души моей. Мы будем вместе. Задай вопрос…

- А вот хрен тебе, сволочь! – оборвал Семён на полуслове. – Иди к такой-то матери! Уж Сашу-то я тебе не отдам, гнида ты паршивая. Думаешь, если ты всесильный, то всё можешь себе позволить? Говоришь, не можешь долго находиться в нашем воздухе? Как и те жгуты кислотные, как и одеяла с глазами? Твои подручные, да? А вот этого не хочешь, тварь дрожащая? – и выстрелил в пустоту темноты. Его трясло от ярости, и он уже кричал в ночь срывающимся, на грани истерики голосом.

«Если здесь действуют хоть какие-то законы небесной механики, то от выстрела эта призрачная дымка должна рассеяться от стремительной струи воздуха, вслед за вылетевшей пулей».

Так оно и произошло. Ещё не успело стихнуть эхо громового раската, как силуэт фиолетовой дымки заколыхался и начал растворяться в темноте, образуя пустую, вырванную из пространства дыру, подобно тоннелю червоточины, уходящую в необозримую пустоту вакуума. Будто из призрака взяли и вырезали правильную окружность, обведённую циркулем: сквозь неё Семён смог даже разглядеть отдельные фрагменты свисающих ветвей деревьев. И что удивительно, видел он их вполне отчётливо – намного яснее, чем саму дымку силуэта.

Хоть какой-то оптический закон природы, но всё- же существует, подумал он.

Марево расползалось по верхушкам кустов, смешиваясь и растворяясь в темноте, а вместе с силуэтом пропал и голос внутри.

Ещё бы несколько секунд, и этот омерзительный голос завладел бы им полностью и, телепатически установив связь с его угасавшим сознанием, взял бы под контроль его разум, начиная от мозга, и кончая действиями рук и ног – уже непроизвольно, без его личного восприятия реальности.

Наконец Семён увидел злого гения, преследующего их с первого дня пересечения границы зоны отчуждения! Всматриваясь в темноту и целясь из ружья, он надеялся увидеть что-то осязаемое, что-то похожее на живую плоть или телесную оболочку, привычного ему биологического организма, чтобы он мог выстрелить уже наверняка – в упор, разнеся в клочья любую материю, пусть хоть космическую.

Пропал силуэт, пропал и голос.

…А утром появился Николай Губа. Фотограф.

********

Пошёл третий месяц их пребывания в Баргузинской зоне отчуждения. Вертолёты над головами больше не появлялись, а если и вели уже довольно вялые поиски, то где-то в других, отдалённых квадратах треугольника. Возможно, они вновь вернутся на облёт данной местности, но кто из спасателей может предполагать, что два оставшихся в живых члена экспедиции находятся именно в этой точке маршруту, если и сами путешественники понятия не имели, где находятся. Разумеется, сюда надо так же добавить и способность магнитного купола не показывать внешнему миру свою внутренность, а значит, и их самих.

После завтрака они уже двигались в южном направлении, держась берега озера по правую руку. Их провожали нерпы и крики вспархивающих тут и там птиц.

Куда они шли?

Они и сами не знали.

Два раза делали привал, и уже к вечеру добрались до огромной пихты, которую наметили ещё издали. Разводя огонь, Семён постоянно к чему-то прислушивался, то и дело, бросая взгляды на потревоженных птиц, взлетающих с веток, стоящих по левую руку деревьев. Там находилось болото, и лягушки с некоторого времени прервали свой вечерний концерт, заменив любовные «мелодии» на тревожные звуки опасности. Он выпрямился и тихонько шикнул Саше об осторожности.

- Что там? – спросил тот. – Рысь?

- Похоже, крупнее, - процедил Семён сквозь губы.

- Крупнее? – глаза у Саши округлились и лицо застыло не столько в страхе, сколько в удивлении. – Медведь?

- Судя по поведению птиц и лягушек, явно что-то большое. А может, просто более опасное.

- Что может быть опаснее медведя?

- Наивный ты, - прошептал Семён. – Опаснее медведя может быть человек.

- Опять Гроссмейстер?

- Человек, Саша. Че-ло-век. Во плоти, из крови, мяса, мышц, костей. Осязаемый организм природы, а не парящий сгусток тумана в образе силуэта. Настоящий. Живой…

Договорить он не успел.

Из-за кустов послышался хруст ломаемых веток, рык, гортанное урчание, какая-то возня и хлюпающие звуки болотной трясины, будто на мокрую поверхность со всего размаху шмякнули кучу мокрого выстиранного белья. Плеск жижи и утробное урчание усиливалось ещё и эффектом эха, гулявшего среди болотных паров и газов, выпускаемых в атмосферу из лопающихся сероводородных пузырей. Рык перерос в рёв, затем последовала краткая пауза, и тут же звук волочащегося по скользкой поверхности тела.

Обоим друзьям из-за деревьев ничего не было видно; они стояли ошеломлённые, дрожа и сжимая винтовки, готовые выстрелить при малейшем движении веток.

…А потом они услышали полный боли душераздирающий крик.

Человеческий крик.

Так могла кричать только раздираемая на части жертва, ещё при оставшихся признаках хоть какой-то жизни.

Не помня себя от накатившего страха, оба друга решительно кинулись в гущу кустов.

И увидели…

********

Червоточина, подобно мощному насосу, выплюнула из себя куски гиперпространства, всосала местный воздух вместе с листвой, насекомыми и травой, свернулась в атмосфере неким производным восьмёрки Мёбиуса, захватила концентрические круги в количестве восьми образований и, хлопнув гигантским мыльным пузырём, растворилась в пространстве. Губа остался с медведем один на один…

И только тут понял, как он глубоко ошибался в своём всемогуществе. Очутившись наедине с грозным хищником, он вдруг вспомнил восьмую, защитившую его от саблезубого леопарда.

Огромный бурый самец поднялся на задние лапы, передние развёл в стороны, обнажил когти, разинул страшную пасть, и с грозным рычанием навис над человеком, который в мгновение ока превратился из всемогущего Властелина в кухонного жалкого таракана. До ружья дотянуться не было никакой возможности, поэтому Губа рефлекторно съёжился и что есть мочи заорал от охватившего его ужаса. Такой бесславный и, в общем-то, бесполезный конец. Ещё минуту назад он чувствовал себя равносильным Богу, повелителем огня, несущим в руках луч солнца, а возможно и будущим вожаком первобытного племени, а тут… он почувствовал вдруг холодное дыхание смерти.

- Гроссмейстер!! – заорал он.

Этот предсмертный крик,