Осокин был быстр. Наверное, самый быстрый из всех, с кем мне приходилось сражаться. Как бы то ни было, но свою тщедушную силу рода он использовал мастерски. Причем знатно преуспел в скорости. Секунду спустя уже мне пришлось поспешно уклоняться от нескольких сгустков молнии, которые оторвались от его копья и с молниеносной скоростью рванули в мою сторону.

Действовал я уже по ранее запланированному сценарию. Просто использовал поступь и купол барьера. Да, столкновение атакующих молний и защитного барьера создавало подобие миниатюрных магических взрывов, но покров духа исправно оберегал хозяина.

К тому же Осокин-младший еще и неплохо использовал копьё вкупе со своей скоростью и перемещался по арене почти мгновенно, лишь оставляя после себя заметный след алой молнии. Только вот практически всегда острие и древко громового глефы-копья останавливали мои вездесущие джады.

— И это всё на что способен магистр первой степени?! Сплошное разочарование! — с насмешливой улыбкой сплюнул я, в акробатическом кульбите уклоняясь от увеличивающегося и разрушительного кольца алой молнии, которое вырвалось из копья Осокина и со свистящим звуком, пронеслось по всему пространству немалой арены.

— Не зазнавайся, инвалид! — ощерился яростно Осокин, и через мгновение он быстро разорвал дистанцию и резким взмахом копья вновь направил в мою сторону с десяток стремительных сгустков молнии, от которых в очередной раз пришлось уклоняться старыми наработками. Но сам осокинский щенок быстро схватил копье двумя руками и всего на миг прикрыл веки, а когда он их, наконец, открыл, в глубине его глаз уже плескалась сила обезумевшей алой молнии.

— Тебе конец, тварь!

Секунду спустя всё пространство вокруг Андрея заволокло сгустившимися образованиями силы молнии, и с каждым мигом она лишь крепла. Но пару вздохов спустя молния стала принимать очертания полноценного смерча, который продолжал набирать силу и распылять настоящие стрелы-молнии во всевозможные стороны, а с прозвучавшим гулким воплем Осокина они стали действовать лишь еще яростнее. С каждой выпущенной стрелой смерч лишь рос и становился мощнее, а вот сила духа уже справлялась с трудом, и всю силу наэлектризованного пространства я стал ощущать на своей шкуре.

— Как бы мне ни хотелось досмотреть его технику до конца, но весь этот фарс пора заканчивать, — тихо пробубнил я себе под нос.

Ведь на всё про всё у меня осталось порядка пяти секунд.

Поступь хаосита…

В тот же миг тело моё преобразилось в подобие кроваво-красной кометы и на всех парах устремилось в сторону Осокина, игнорируя разряды боли, что уже проходили сквозь покров духа, а джады раскалились уже просто до тёмного цвета с алым оттенком.

Теперь все эти зеваки увидят то, что так любят делать реанорцы со своими врагами. И то насколько могущественна техника вихря в руках представителя вымершего дома Ар-Ир из Реанора.

Всего на мельчайшую долю вдоха мне показалось, что остановилось само время, а джады, изнывающие от нетерпения, принялись за свою кровавую жатву.

Узрите же…

Вихревая гильотина…

Осокинский щенок в очередной раз хотел разразиться градом молниеносных и истребляющим градом и снопом стрел, вот только несколько последовательных вспышек моей силы духа и стремительность кинжалов свели на нет все его действия и всю его магию.

Через мгновение у всех на глазах уже сформированный смерч был рассечен на десятки лоскутов и обрывков молний и стал абсолютно бесконтролен. Сформированные и готовые атаковать меня стрелы стали исчезать и блекнуть, а тело молнии, как и громовое копье, было разрушено под напором вихревой гильотины.

Еще через секунду до всех присутствующих донесся душераздирающий вопль Осокина, а после еще один, который был наполнен еще более жуткой болью и пыткой. По моему приказу действие рассекающей техники, наконец, завершилось, и арена вновь приняла свои прежние очертания и всё алое марево отступило.

Левая рука, что было отсечена по локоть и правая нога, которая была отрезана по колено, моего с позволения сказать братца в данный момент валялись у края защитного купола. А от падения его останавливал лишь я сам и спиральное лезвие моего джада, которое было приставлено к его горлу.

— Ты что-то там говорил про смерть? — с безэмоциональным видом наполнил я ему, взглядом провожая кровь, что обильно хлестала из культи руки и бедра.

— Ты третьесортная шваль! И всегда ею будешь! — сквозь мучительные стоны и боль, выплюнул мне в лицо Андрей, на лбу которого уже стали появляться испарины. — Ты не сможешь меня убить! У тебя кишка тонка! А посмеешь это сделать, то жить тебе останется недолго! Моей сдачи ты не дождешься! Так и кто из нас проиграл?! — с истеричным смехом стал насмехаться надо мной магистр, сквозь рвотные позывы боли.

После его слов я лишь обернулся ко всему скопу наблюдателей, которые с изумлением и ошеломленным выражением лица наблюдали за сценой и произошедшим. Несколько Трубецких, которые наблюдали за всем, словно завороженные. Потёмкин выглядел так, будто сметаны обожрался. Ростислав, который незаметно показал мне большой палец вверх и обворожительный взгляд Виктории, которая стояла в обществе шокированных данной сценой Шереметевой, Долгоруковой и Неклюдовой.

Алина и Прасковья отчего-то оказались совсем ярдом с Алексеем Трубецким, причем у самой арены, а на милых мордашках узнавалось беспокойство. Неужели переживали? Вот так номер.

А затем мой равнодушный взгляд прошелся дальше по остальным, а после нашел того, кого я и искал.

Осокин был уже на пределе. Правда, за напускным равнодушием скрывалась злоба и ярость, и всё его семейство выглядело идентично.

Мне даже показалось, что тот отрицательно качнул головой, вот только уже было поздно, я вновь вернулся к созерцанию самодовольного Андрея.

Впервые меня называют тем, у кого кишка тонка.

— Ты… глупец! — шепнул я ему одними губами. — И проигравший здесь только один. И это… тоже… Ты!

Кисть моя дёрнулась резко и подалась чуть вперед, и спиральное лезвие вошло почти наполовину в глотку Андрея с тихим хрустом и хрипом умирающего, но для меня это была не более чем предсмертная мелодия, которой можно лишь наслаждаться. Алая кровь заструилась по моей руке и потекла дальше, заливая всю округу и меня самого до безумия горячей кровью. Пару мгновений Осокин сверлил меня неверящим взглядом, но стоило мне отпустить его и вынуть джад, как тот завалился набок и быстро затих. Муки его… прекратились.

— Запомни, Осокин, — громко провозгласил я, указывая на того окровавленным орудием и с каждым моим словом тот багровел всё сильнее, а купол уже почти исчез. — От вашего рода мне ничего не нужно! Я мирно просил не лезть ко мне! По этой самой причине его смерть, — и перевел джад на труп Андрея. — На твоей совести. Знай это!

Я лишь успел сделать пару шагов от тела по направлению к выходу с арены, как вдруг до меня донесся обезумевший от горя истеричный и надрывный голос Елены Осокиной, которую удерживали другие жены князя, и возглас её был подобен грому над головой: