Пеллегрин, кашлянув, привлекает к себе внимание.

– Ава уже дважды меня вызывала, – сообщает он, постукивая по черному браслету на запястье. – Прими к сведению.

Отец кивает.

– Когда на нашем берегу высадилась Иден, я понял, что обнаружить остров она смогла при помощи подстраховки – то есть моего старого рабочего дневника. Полагаю, я ответил на твой вопрос, Лонан.

Теперь обнажились все мои тайны: догадался ли Лонан, что беседует с моим отцом? И, что гораздо важнее, сумеет ли он простить меня за то, что я утаила самую важную деталь?

– Волки из лагеря в жизни бы не догадались, что означают мои записи, – продолжает отец, – но здесь, в штабе? Да, тут они куда умнее. Если бы они отобрали у Иден книжку и изучили ее вдоль и поперек, как они любят поступать со всем, что попадает к ним в руки, то настал бы конец.

Его планам – это ясно и без слов.

Ему самому.

– Я рискнул отправить несколько срочных сообщений, – добавляет он. – Через Эдуардо, на вашем острове Сопротивления – своим парням. И Зорнову.

У меня перехватывает дыхание. И, судя по показателям на экранах, имя «Зорнов» вызвало у ребят похожую реакцию. Отец поддерживает связь с Зорновым? Но с какой целью?

– Простите, вы сказали – Зорнову? – переспрашивает Лонан. – Тому, кто прорвался к власти в Стае?

– Не бойся, Лонан, – говорит отец, и у меня по коже пробегают мурашки. – Зорнов достиг своих высот лишь благодаря связи со мной – он держится за меня именно из-за проекта. А вожаки тоже хотят увидеть будущее. Утратив разработки, Зорнов потеряет все. Как и остальные Волки.

И это запустит эффект домино. Стая рухнет.

На ум приходят слова Лонана о том, как Союз намеревается уничтожить Волков изнутри, а разве этот способ лучше, нежели внести раздор между лидерами Стаи? Свобода так близка, что я буквально ощущаю ее вкус.

А если мы победим, то жизнь возьмет свое. У меня снова будет отец… и Лонан. Я обрету семью и дом. Покой и мир.

Не только я – остальные тоже.

– И тут на сцену выходите вы, – говорит отец. – Мы собираемся вытащить из…

Его речь прерывает звон бьющегося стекла.

Началось, понимаю я.

Зеленая дверь взрывается осколками, как град с летнего неба – внезапно и оглушительно. Стекляшки грудой поблескивают на полу. Пальцы отца летают по панели управления. Все экраны, даже те, которые оставались темными, вспыхивают яркими изображениями. Никаких серых изоляторов – перед нами сияют окна в тридцать разных миров. То, что видят перед собой ПсевдоВолки.

Через осколки переступает строгая женщина с черными, собранными в низкий пучок на одну сторону волосами. На ее ногах – туфли с трехдюймовыми каблуками. Одета она, как Пеллегрин, в белое. На уголке накрахмаленного воротничка вышита темно-синяя баранья голова. Видимо, она – второй член команды «Овен».

Ее взгляд находит Грея, так и не пошевелившегося с тех пор, как его настиг дротик.

– Уилл, Пеллегрин, ситуация под контролем? Я вызывала вас обоих! Что случилось?

Голос. Тот же самый, что я слышала, когда меня едва не поймали у воды, – именно эта женщина отправилась в пещеру за Алексой и Хоуп. Белая рубашка испачкана алым – на ее руке по-прежнему кровоточит глубокий порез.

– Она немного сопротивлялась, – произносит отец, указывая на меня. – Но мы завершили процесс.

Не шелохнусь: нельзя навлекать на папу подозрения. Пусть женщина поверит, что виновата я, а не мой отец. От этого зависят наши жизни.

Отец вновь превращается в сталь и лед, как при Грее. Как сложно ему, должно быть, изо дня в день носить эту тяжелую маску!

– Она активирована?

– Ава, мы давно работаем вместе. Ты считаешь, что я безответственный тип?

Ава окидывает меня пристальным взглядом. Прищуренные глаза, как я уже уяснила, редко предвещают нечто хорошее.

– Я свидетель, – говорит Пеллегрин. – Уилл активировал ее при мне.

Ава успокаивается.

– Пелл, Уилл… на пару слов!

Лишняя в комнате только я. Интересно, что Ава не хочет упоминать в моем присутствии?

– Слушаю, – отзывается отец. Странно слышать из его уст короткие, отрывистые реплики.

Ава наклоняет голову:

– Если вы еще не догадались, то уточню: информация крайне секретна. Ты подкорректируешь восприятие девчонки… или я?

– Почему спрашиваешь разрешения? – почти дружелюбно интересуется отец, сдвигаясь обратно к панели управления.

Но я-то вполне уверена, что они с Авой далеко не друзья.

– Сейчас твоя смена, – отвечает она. – Я лишь следую протоколу.

Отец нажимает на кнопки и переключатели – их столько, что панель напоминает микшерский пульт из тех, что до войны стояли в звукозаписывающих студиях. Судя по мерцанию лампочек под его пальцами, папа меняет настройки. Если я и должна что-то ощутить, то он просто не добрался до нужной клавиши.

А может, изменение восприятия – даже звучит жутко! – работает исключительно с теми, кого успели активировать?

– Готово! – объявляет папа. – Установил зрение на двойку и зациклил память.

Ава наблюдает, но молчит.

Понятия не имею, что означает фраза папы, так что могу только догадываться. Он бы хоть предупредил, как себя вести в подобных ситуациях. Пялиться в никуда? Заниматься своими делами, как обычный человек?

Наверное, я замираю, как олень в свете фар, потому что Ава нетерпеливо бросает:

– Я отдам приказ.

– Вот тебе и протоколы, – еле слышно бормочет Пеллегрин.

Ава вроде бы ничего не замечает – слишком занята тем, что поправляет микрофон. Она нажимает на кнопку у его основания. Загорается зеленая лампочка.

– Сядь в процедурное кресло и засни, номер…

– Семьдесят три, – подсказывает папа.

– Семьдесят три, – повторяет Ава. – Проснись через пять минут.

А вот и подсказка. Отхожу к креслу, устраиваюсь.

Изображения на экранах не поменялись. Молюсь, чтобы Ава не решила их проверить, чтобы моя слепая покорность усыпила ее бдительность.

Ава заговаривает лишь после того, как я закрываю глаза.

– У нас – проблема. – В ее голосе звучит что-то новое – тревожные, нервные интонации. – Мы со Старком проверяли зацепку и отправились в Нору. Мы обнаружили двух девчонок – номер Семьдесят и Волчицу, которая состояла в отношениях со Скаем Кассоуэри. Увы, но теперь у нас есть конкретное подтверждение, что Волчица – перебежчик.

Если Волчица – Алекса, то номер Семьдесят – наверняка Хоуп.