— Может быть, кто-то другой желал его смерти и влил в кружку апельсиновое масло? — спросил онколог. — У вас не было иных версий?

— Я проверил камеры наблюдения, потом выдал тело вдове, потому что не увидел никакого криминала. Несчастный случай — и все тут, — он даже топнул ногой, что выглядело довольно комично. — С Лазаревой то же самое. Не понимаю, почему эксперт тянет с выдачей ее тела. Бедная Ирина Александровна уже замучилась бегать по разным конторам. Какая женщина! Взять на себя похороны любовницы супруга! Не понимаю, кому выгодно ставить ей палки в колеса. Все ясно как божий день.

— И что же вам ясно? — Голос Германа звучал насмешливо. Он видел перед собой тупого самодовольного человека, каких много в разных профессиях. Для них существует только два мнения — свое и неправильное. Такому незачем еще раз просматривать записи с камер и указывать на Татьяну, неизвестно зачем посетившую кабинет шефа вечером. Он признавал только то, что мог услышать, потрогать, увидеть. В руках Татьяны не было пузырька с апельсиновым маслом или апельсинов — следовательно, она тут ни при чем. Интересно, как он поработал с ее делом?

— А мне ясно, что это тоже несчастный случай, — Качурин не к месту присвистнул и похлопал Германа по плечу, словно старого знакомого. — Знаете, куда собиралась лететь Лазарева?

— В Москву, — неуверенно проговорил Боростовский. Сергей Леонидович хмыкнул:

— Отнюдь. Она собиралась в Швейцарию. Все знали, что женщина собирала антиквариат. Вероятно, ей было необходимо обмануть таможню, поэтому она задекларировала, наверное, десятую часть. Когда остальное обнаружилось, бедняжка, насмотревшись детективов, где преступники глотают ценности, решила проделать то же самое. Ей никто не подсказал, что бриллианты для перевозки запаивают в контейнеры, во-первых, чтобы их было легче проглотить, во-вторых, чтобы они не поранили желудок и не вызвали внутреннее кровотечение. Так что, дорогой мой, — его тон сделался покровительственным, — это тоже несчастный случай.

— Куда же делся ее жених? — поинтересовался врач. — Почему не помог, не вызвал «Скорую»?

Следователь заморгал белесыми ресницами:

— Какой жених? В аэропорту девушка была совершенно одна. Вы спросите, куда делись ее драгоценности? — Он состроил жалостливую гримасу. — Думаете, в аэропорту мало жуликов? Кто-то, наблюдая за девушкой, дождался потери сознания и украл ценности. К сожалению, этого нет на камерах. Но мы найдем негодяя, обещаю вам. А сейчас извините, мне пора.

Они пожали друг другу руки, и Качурин поплелся в отделение, находившееся через дорогу. Герман почувствовал, как внезапно пересохло в горле, вернулся за столик и попросил официантку принести бутылку ледяной минералки и маленькое пирожное с заварным кремом. История с Ириной, которая будто бы съела апельсин в кабинете мужа, была надуманной, тупой и пошлой, как размалеванные куклы для чайника. В нее вряд ли поверил бы даже продвинутый подросток. Судя по сериалам, которыми в изобилии кишит телевидение, для закрытия дела иногда приходится сочинять истории похуже. Хотя, по его мнению, и эта — хуже некуда. Сидя на веранде, Герман видел, как недотепа следователь перебежал проезжую часть прямо перед черным джипом, резко притормозившим, и, изобразив угодливость на сморщенном личике, согнулся пополам, словно от сильной боли в пояснице. Из джипа выпорхнула Ирина Шлитман, сунула в руку Качурина какой-то конверт (о его содержимом не приходилось даже гадать, история про апельсины, вероятно, стоила дорого, возможно, даже в иностранной валюте), и пара прошествовала в отделение. Боростовский увидел, что за ними пристально наблюдал не только он. Парень с большим приоткрытым ртом, стоя у лестницы, ведущей в здание полиции, буравил парочку глазами. Герман понял, что перед ним тот дотошный оперативник по фамилии Рыбак.

«Если с ним удастся найти общий язык, удача улыбнется нам», — подумал онколог, быстро проглотил пирожное, сделал глоток ледяной воды, бросил деньги на стол и зашагал к отделению. Однако в тот день пообщаться с Рыбаком не удалось. Парень вскочил в подъехавшую полицейскую машину, которая, включив мигалку, куда-то понеслась по шоссе.

«Удача очень пригодилась бы», — думал Петрушевский, заварив крепкий чай, почти чифирь, чтобы снять усталость после неудавшейся поездки. Да, у Горячева оказалось прочное алиби, и им пришлось вернуться в Москву несолоно хлебавши. Сарчук, с покрасневшими от бессонницы веками, вновь и вновь перелистывал блокнот Нины, но так и не находил в нем ничего, что помогло бы сдвинуться с места. Зачем, спрашивается, эта женщина шифровала своих знакомых? Чтобы мать, возможно, иногда интересовавшаяся личной жизнью приемной дочери, не догадалась, о ком или о чем идет речь? Впрочем, этому можно было найти множество объяснений, только они тоже не помогли бы ни на йоту. Дребезжащий телефонный звонок заставил Петрушевского вздрогнуть и снять трубку:

— Петрушевский слушает.

— Толя, — узнал он голос дежурного капитана, — только что звонили из аэропорта. Один гражданин пытается провезти в Вену коллекцию старинных украшений.

Следователь встрепенулся:

— Кто он? У него проверили документы?

— Проверили, — успокоил его капитан. — Это наш старый знакомый Василий Большаков.

— Выезжаем, — коротко бросил Анатолий и повернулся к Сарчуку: — Витя, нам улыбнулась удача. Кажется, выплыла коллекция Поляковой. Причем у нашего старого знакомого Большакова.

— Васеньки? — обрадовался Виктор и взъерошил длинный чуб. — Ну надо же, и тут он, красавчик, засветился! Сейчас приму его в свои объятия.

Желтые милицейские «Жигули» ждали их возле управления. Опытный водитель домчал до аэропорта за полчаса по почти пустому Ленинградскому шоссе. Вбежав в зал ожидания, битком набитый людьми, Петрушевский безошибочно остановил взгляд на лысоватом мужчине лет пятидесяти, одетом в расклешенные черные брюки и канареечный приталенный батник — писк моды. Он знал, что Василий слыл большим пижоном, ухитряясь доставать одежду из «Березки». Если это ему не удавалось, лучшие портные Москвы шили для коллекционера супермодные вещи. Впрочем, коллекционер — это было громко сказано. Среди милиционеров Вася считался жуликом от искусства. Он никогда не брезговал покупать краденое, а потом сбывать его в своих кругах втридорога. Но при всех недостатках Большаков вызывал определенное уважение — он не работал с подделками или дешевками. Мимо пропавшей коллекции Поляковой такой рвач не прошел бы, если бы она замаячила на его горизонте. Оставалось надеяться, что именно ее жулик и пытался вывезти в Австрию.

Петрушевский смело направился к моднику, прижимавшему к себе небольшой чемодан, однако тот, вероятно, краем глаза увидев следователя, молниеносно вскочил на ноги и бросился в конец зала. Там находился мужской туалет. Сарчук, сорвавшись с места, словно скаковая лошадь, понесся следом. Он не ожидал от Василия такой прыти: жулик никогда не проявлял тягу к спорту. Большакова удалось поймать не сразу. Он успел заскочить в кабинку и закрыть дверь на щеколду, которую Виктор выбил взмахом кулака. Василий стоял на коленях перед унитазом, готовый дернуть за цепочку и смыть содержимое.